Марина Гайкович
Тенор Рольф Ромей играет с точностью, достойной «Оскара». Фото Ирины Полярной/Новая Опера
Директор театра Антон Гетьман и главный дирижер Валентин Урюпин маркируют свой репертуарный вектор, который, в общем-то, вытекает из названия театра. Опера Корнгольда «Мертвый город», необыкновенно популярная за Западе, правда, после нескольких десятилетий забвения, в России поставлена впервые. На лето планировалась премьера неизвестного в России опуса Верди «Стиффелио», но спектакль перенесен на следующий сезон.
Режиссер Василий Бархатов и художник Зиновий Марголин в скромных условиях (Новая Опера не оснащена так, как другие московские театры) сделали практически невозможное: создали технологически сложную постановку, без компромиссов, постановку, достойную любой европейской сцены. Нижний уровень двухъярусной конструкции помещается в оркестровой яме, сам же оркестр располагается на сцене за звукопроницаемой декорацией. Предупреждая вопрос, как же справляются певцы, учитывая неимоверно сложную партитуру, имея лишь телетрансляцию жестов дирижера, скажем – без всяких потерь. Оркестр же, воспитанный вагнеровскими «Лоэнгрином», «Тристаном и Изольдой», «Саломеей» Рихарда Штрауса, звучит мощно, подчеркивая экзальтацию и болезненную надломленность партитуры, написанной в духе названных выше композиторов, кумиров Корнгольда. И другая ее сторона – излишне романтизированная, где угадывается будущий обладатель «Оскара» за киномузыку (вторую половину жизни Корнгольд прожил в Голливуде), тоже прозвучала весьма элегантно. Валентин Урюпин, впрочем, вполне ожидаемо, громко дебютировал в Москве, продолжив линию, идущую от основателя театра дирижера Евгения Колобова. В Новую Оперу, за редким исключением, публика шла на музыкальную интерпретацию. Очевидно, так будет и впредь.
Опера Корнгольда написана по мотивам символистского романа Жоржа Роденбаха «Мертвый Брюгге» (1892). В мертвом – так воспринимали современники некогда богатый город, находившийся на стыке торговых путей, Брюгге уединился после смерти жены герой оперы. Опера Корнгольда – дитя fin de siècle, полная болезненных предчувствий грядущего – ассоциировала героя с самой эпохой. Василий Бархатов оставляет символы вековой давности за скобками: его интерес сосредоточен на приватной истории. В фокусе его режиссерской идеи – психологический портрет человека, переживающего потерю, и здесь это даже не смерть героини, а всего лишь развод. Спектакль и начинается с записи последнего визита пары к психотерапевту (по либретто это друг Пауля Франц), и эта запись дает один из ключей к пониманию дальнейшего действия. «Если ты уйдешь от меня, – кричит в исступлении герой, – ты для меня мертва». Так – «мертвой», «покойницей» – и называют Мари по ходу спектакля.
Пауль знакомится с танцовщицей Мариэттой, которая кажется ему полной копией жены. Пытаясь найти утешение в общении с новой знакомой, герой испытывает и экстаз найденной замены, и религиозный страх после «измены». В исступлении он убивает Мариэтту, которая посягает на место Мари, – но, очнувшись, понимает, что то был лишь сон.
Бархатов, виртуозно пользуясь приемами, близкими кинематографу, создает психологический триллер, где герой, раздавленный обстоятельствами развода, не может отличить мираж и реальность. Две женщины: милая Мари и взбалмошная Мариэтта, такие разные в сознании Пауля, оказываются двумя обликами одной и той же героини. Пауль переживает самые острые моменты своего брака и понимает, что его жена – не та Белоснежка, которую он любил, а своенравная, эгоистичная, требовательная женщина. Он вспоминает домашние тусовки с коллегами (о них и шла речь на приеме у психоаналитика), где оказывался униженным, сцены близости, лишенные нежности, издевательство, шантаж. Периодически он «выныривает» из морока в реальность, и тогда комната оказывается пуста, а наряд только что упорхнувшей Мариэтты висит в шкафу, но эти вспышки сознания кратковременны – и Пауль все глубже и глубже тонет в хаосе миража. Он слышит детское пение, и ему кажется, что инфернальная процессия детей в масках черепов животных ведет его в преисподнюю, он гонит ненавистного Франца – якобы за интрижку с Мариэттой, в приступе «убивает» подругу, чтобы наконец очнуться в ее наряде, осознать степень своего безумия – и найти путь к свободе. Вернувшейся – с предложением попробовать снова – Мари, он, не говоря ни слова, отдает вещи, некогда служившие для него тотемами (даже воду в ванне, где перед уходом купалась жена, он не позволял сливать – в ней же и очнулся), и покидает дом.
Швейцарский тенор Рольф Ромей – исключительная находка кастинг-команды: невероятный артистизм, позволяющий без крупных планов увидеть его отчаяние, брезгливость, невроз, печаль, желание, ложное счастье, близость возмездия и оторопь прозрения. Солистка Новой Оперы Марина Нерабеева, из дублера превратившаяся в солистку (Елена Стихина, на которую ставился спектакль, не смогла принять участие в постановке), вытянула счастливый билет, сыграв Мари и Мариэтту: в Новой Опере появилась своя прима.
Зиновий Марголин представляет нам квартиру успешного европейского буржуа, находится ли она в Брюгге, в данном случае не важно. За окном совсем не типичные старые домики у каналов, по которым можно безошибочно угадать симпатичный бельгийский городок. Город здесь – не столько географический, сколько уголок, куда забилось заблудшее сознание. Уголок действительно мертвый – но герой из него выходит живым.
