Дарья Курдюкова
Футуристично-многоногий «Всадник» как символ времени. Фото Константина Ремчукова
На выставке «Смена декораций» в Новой Третьяковке Гриша Брускин и куратор Ирина Горлова показывают живопись, графику, скульптуры, шпалеры, инсталляции и видео, сделанные с начала 1980-х и до 2020-го, но это не ретроспектива, а развивающаяся история в девяти главах – с многослойной драматургией и открытым финалом. Смена декораций происходит в апокалиптической точке, но, может быть, эта точка кому-то сулит надежду на обновление.
В «Прологе» на постаменте лежит изрядно изъеденная морщинами голова музы и метнулся вперед футуристично-многоногий всадник. Он в противогазе – такое время. Гриша Брускин работает с разными образами – искусства, культуры в целом, идеологии.
«Спящая муза» Бранкузи, инспирировавшая нынешнюю «Проснувшуюся музу», за век с лишним не просто утратила обаяние, сегодня вопрос о ее роли и уместности приходится решать заново, как, впрочем, и разные другие вопросы. А всадник, начинавший свой бег с отсылкой к итальянским футуристам, с известной по маринеттиевскому манифесту милитаристской риторикой, – в итоге появляется тоже вроде бы футуристично показанным шагающим человеком. Возможно, все-таки тот больше отсылает уже к экзистенциализму джакометтического «Шагающего человека»? Но нет, он участник войны всех против всех.
Пионеры и солдаты, ставшие археологическими останками, но готовые выйти из запасников музеев и жизни и вернуться в строй, одинаково одетые люди с одинаковыми выражениями лиц, общие на всю державу образы счастья, милитаризированные лейтмотивы, мутанты, мавзолей, навевающий мысли о Вавилонской башне, серп и молот вместо солнца и луны, но не только все это: повторяя визуальные мотивы, превращая их подчас в подобие навязчивых видений, Брускин их развивает. «Смена декораций» выстроена на ассоциативной и смысловой многослойности, в которой соседствуют переосмысленные цитаты из Библии, отсылки к Каббале, образы европейского модернизма и риторика советских плакатов и клише. Культура – не место исключения, но пространство объединения, поиска ответов и на вызовы времени, и на вечные вопросы. «Смена декораций», – пишут в музее, – спектакль, в который вовлечен глобальный мир: от сирийской Пальмиры до Москвы и Нью-Йорка». «Сцены» этого вовлечения – «Пролог», «Толпа и власть», «На краю», «Вселенная на столе», «Коллекция археолога» (см. «НГ» от 13.05.13, 23.07.15, 27.01.17), «Сквозь тусклое стекло», «Фигуры «чистого воображения», «Театр памяти», «Смена декораций». Здесь вновь удивляешься, как созвучно бывает искусство, не репортерски, но метафорически обращенное к эпохе, – моменту.
«Толпа и власть» – инсталляция 2017-го, это массы, марширующие перед известной двуглавой птицей, механическим кумиром. «В ногу», никто не выбивается из строя. Здесь вспоминаешь недавно завершившуюся выставку «Многообразие. Единство. Современное искусство Европы. Берлин. Москва. Париж», где была работа Фернандо Санчеса Кастильо, тоже о толпе и власти – и о человеке, который решился из строя выйти. Художник создал толпу из повторений этого скульптурного образа как памятника личному сопротивлению (см. «НГ» от 24.11.21). Вопрос о (не)способности выйти из строя – как раз из числа вечных, каждой эпохе приходится отвечать на него заново.
В «Смене декораций» срежиссировано и восприятие времени: футуристично стартовав, затем это время замедляется, затвердевает в каком-то мороке, в нагнетаемых от эпизода к эпизоду образах-знаках советской античности как прошлого и будущего, чтобы в финале резко ускориться в «оркестровом» tutti и схлопнуться. В любом видении, как бы ни было оно сходно с реальностью, настает время смены декораций. Будущее – то, что уже началось.
