Дарья Курдюкова
Музей владеет самой большой коллекцией мумий в стране. Фото агентства «Москва»
В немирное время Пушкинский музей справедливо отменил светскую составляющую выставок «Мумии Древнего Египта. Искусство бессмертия» и «Ирина Затуловская. Бегство в Египет» – никаких вернисажей. «Искусство бессмертия» – итог осуществленного в 2017–2020 годах ГМИИ и Курчатовским институтом научного проекта, первого в России междисциплинарного исследования такого рода. Большинство предметов, пишут в музее, прежде не экспонировали, вместе с выставкой Затуловской это «физика и лирика» в современной работе с коллекцией ГМИИ.
Десять хранящихся в ГМИИ человеческих мумий – самая большая коллекция в стране. В Эрмитаже таких шесть. Сюжеты о кражах, фальсификациях мумий, вандализме и т.д. давно вышли за пределы египтологии, попав в поле массовой культуры, и в данном случае речь идет о целых мумиях, пусть и с разной степенью сохранности. Те, что подверглись вандализму, в коллекции Пушкинского тоже есть: у одной из мумий голова оказалась отделенной от тела.
До Возрождения европейцы особого любопытства к мумиям не испытывали, а те, кто вскрывал гробницы в поисках наживы, сами останки нередко выбрасывали (к примеру, развернув мумию ради амулетов, которые накладывали на тело во время пеленания). Был этап, когда мумии появлялись на аптекарских прилавках, поскольку бальзамирующие вещества отождествляли с мумиё. Интерес к усопшим как свидетелям жизни своей цивилизации возник после наполеоновских походов, но методы изучения, в общем, недалеко ушли от вандализма – не распеленав мумии, то есть, по сути, осквернив, сделать с ними ничего не могли. Так продолжалось до конца XIX века: открытие рентгеновских лучей и изобретение переносного рентгеновского аппарата начали эпоху недеструктивных методов изучения. Впрочем, мумии (это случилось и с останками Тутанхамона) все равно нередко приходилось разворачивать. Отказались от распеленывания только в 1960–1970-х, а применение КТ как более щадящего и информативного метода началось десятилетием позже.
Экспонатам ГМИИ, сохранность которых это позволяла, сделали КТ, провели анализ ДНК (что до недавних пор считалось невозможным). Выяснили, что эти люди могли болеть, в частности, сыпным тифом. Обнаружили, что в музее имеется псевдомумия ребенка: детские мумии были редкостью, и на волне всплеска интереса к Египту в XIX веке антиквары активно их фальсифицировали (хотя иногда псевдомумии изготавливали и в древности для погребений умерших матерей). Но зато вместе с тем нашли настоящую детскую мумию в поддельном саркофаге – относящаяся к IV тыс. до н.э., она стала одним из древнейших египетских экспонатов Пушкинского, аналогов которому в наших музеях нет. Что до саркофагов, оказалось, все они имеющимся мумиям «не родные».
Новым данным посвящен раздел «Мумии возвращаются: взгляд из XXI века» (подробнее о них рассказано в каталоге – там и свежая библиография, и даже экспонаты из Музея искусств Бостона среди иллюстраций – пример того, как давно замороженный выставочный обмен не отменял сотрудничества). Помимо прочего здесь представлена 3D-реконструкция внешности женщин: время поворачивается вспять, мумии обретают плоть, способность к движению и приветствуют друг друга с соседних экранов.
Еще две главы курируемого Ольгой Васильевой и Ольгой Дюжевой проекта – «Смерть и магическая трансформация» и «Гробница – дом вечности» рассказывают о том, что происходило вокруг смерти в практическом и символическом смыслах. Тут и разговор об Осирисе – первом, кто был воскрешен и потом вершил суд над умершими. С мифами о возрождении бога символически соотносили стадии мумификации, на которую отводилось 70 дней. Мумия как очищенная от тлена оболочка была символом трансформаций к вечной жизни, хранилищем сущностей, из которых складывалась человеческая личность. Индивидуальность усопшего преображалась в Ах, а после суда Осириса становилась «совершенным Ах». Саркофаги, как видно на выставке, в ходе веков претерпевшие существенные изменения, ассоциировали и с утробой матери Осириса Нут, в которую после трансформации символически возвращался сын, и с аналогом земного дворца, и одновременно с моделью загробного мира (иногда в них появлялись даже карты – «путеводители» по царству мертвых). Первый саркофаг тоже был создан для Осириса.
Белый зал превращен архитектором выставки Анной Каменских в затемненное, почти пустое пространство тишины, поначалу виден только саркофаг с уходящей от него импровизированной лентой реки да пилоны по сторонам. Вскоре это пространство, конечно, начинает «говорить», из него помимо саркофагов и мумий вырастают погребальные образы (от глиняных масок до фаюмских портретов), расписные пелены, фигурки работников-ушебти и священных животных, модели ладей, украшения, канопы для хранения забальзамированных внутренностей (почитавшие сердце вместилищем разума египтяне оставляли в теле только его), фрагменты погребальных текстов и описание мумификации, дошедшее благодаря Геродоту, – все, что сопровождало переход в иной мир.
Лирическим комментарием к «Искусству бессмертия» древних стало «Бегство в Египет» Ирины Затуловской (кураторы – Анна Чудецкая и Ольга Шишко). Построенное на сопоставлении экспонатов ГМИИ и небольших предметов-сувениров-меморий, сделанных Затуловской в духе arte povera, бегство сближает Египет со средней полосой России, вечности добавляет не только меланхолии, которой у нее и так в избытке, но и юмора («Покушали, ну и поспать», – вышито на лоскуте), а во главу угла, вернее, в угол пирамиды ставит мумии кистей художника. Символ творчества, так буднично выглядящий, берет тысячелетия в общие скобки.
