Михаил Панджавидзе: «Курс в ГИТИСе - это упоительная штука, я обожаю своих ребят»

Фото из личного архива Михаила Панджавидзе

Режиссер Михаил Панджавидзе в начале 2000-х возглавлял режиссерскую группу Большого театра России, где осуществил ряд концертных и тематических программ, а также редакций и адаптаций спектаклей текущего репертуара. Почти десять лет работал главным режиссером Большого театра Белоруссии. Сейчас – как свободный художник – ставит спектакли в России и ближнем зарубежье, а также преподает в свое альма матер – ГИТИСе. Режиссер ответил на вопросы музыкального критика Александра Матусевича.

– Мне хотелось бы начать разговор с Белоруссии, поскольку это важная тема для вас. Наблюдаете ли за театром, которому отдали десять лет жизни?

– Нет, не слежу. Все прекрасно знают, что мое расставание с Большим театром Белоруссии было далеко не безоблачным. Тезисы, которые выдвигались новым худруком Валентином Елизарьевым на момент прихода в театр, ведут к самоизоляции и стагнации театра. И в более мощных странах наблюдается дефицит качественных кадров, а в Белоруссии он всегда был и будет: в стране всего один оперный театр, один музыкальный и несколько антрепризных проектов в жанре мюзикл. И, соответственно, развитие жанра оперы, в отсутствие конкуренции, существенно заторможено. Поэтому все артисты и художники, кто что-то из себя представляют, стремятся оттуда уехать, пристроиться на более престижных площадках.

Я в свое время туда приехал, поскольку предыдущее руководство прежде всего в лице гендиректора Владимира Гридюшко прогрессивно мыслило: не без ошибок, конечно, но за десять лет мы подняли театр на несколько порядков, сейчас об этом можно уже говорить смело. После своего ухода я по разным делам приезжал в Белоруссию и видел последние работы учеников Елизарьева и его супруги. Когда-то у нас разгорелся спор с Маргаритой Елизарьевой-Изворской относительно того, есть ли в Белоруссии школа оперной режиссуры или нет. Так вот, теперь я могу совершенно четко сказать: после того как она продемонстрировала успехи своих учеников в течение последних двух с половиной сезонов, что никакой школы нет и в ближайшем будущем не предвидится, если этим будут заниматься она или кто-либо из ее последователей. «Пиноккио», «Пер Гюнт», «Виллисы», «Самсон и Далила» - все эти постановки показывают, что ничего интересного сегодня Большой театр Белоруссии предложить не может.

– Вы покинули Большой театр Белоруссии два года назад – не по своей воле. Как видится та ситуация сегодня – почему так случилось? Ведь театр под вашим руководством был весьма успешен...

– Сменилось руководство театра: пришел новый художественный руководитель, с его подачи новый министр сменил гендиректора театра, а тот в свою очередь не нашел ничего лучшего, как уволить меня. Это повод. А причина – в новой стратегии нового руководства, которое заявило, что «нам варяги не нужны», а нужны молодые белорусские национальные кадры. Таким образом, я пришелся не ко двору, не вписался в концепцию, и меня убрали из театра. Делали они это все не сразу – планомерно, копали долго. В частности, была устроена крупная провокация перед премьерой «Саломеи» в 2018 году, когда во всех смертных грехах обвинили и саму оперу, и нас – ее постановщиков: писались подметные письма черносотенного характера, сочинялись страшные небылицы.

– Почему вы не остались в Белоруссии?

– После увольнения из Большого меня взяли в Музыкальный театр в Минске и на преподавание в Институт культуры, однако поработать я ни там, ни там не успел, поскольку опять же из администрации президента последовал окрик, что Панджавидзе – это персона нон-грата и работы для него в Белоруссии нет. Через год уволили мою жену Екатерину Головлеву из оперного театра, которая там пела много лет первый репертуар, была ведущей сопрано.

– После Минска вы много ставили на Востоке – в Казани и Казахстане. Расскажите об этих проектах и этих направлениях.

– В Казани я поставил только первый национальный мюзикл «Алтын Казан» в Театре оперы и балета имени Джалиля. А вот в Казахстане было действительно много работы – весь прошлый год фактически я провел там. В трех оперных театрах республики (в Нур-Султане, Алма-Ате и Шымкенте) я поставил оперу Брусиловского «Кыз-Жибек» - первую казахскую оперу, национальную классику советского времени. Я поставил оперу Рахмадиева «Красавица Камар», осуществил мировую премьеру новой казахской оперы «Домалак ана». Кроме национальных опер я поставил триптих камерных опер – «Ожидание» Таривердиева, «Человеческий голос» Пуленка и «Телефон» Менотти, все это было объединено телефонной темой, получилось весьма органично. На открытии оперной академии в «Астана-опере» поставил большое оперное шоу.

– Недавно мне довелось побывать на оперной премьере в Нур-Султане. Мне показалось, что казахи очень увлечены идеей активного продвижения национальной оперы. Насколько богато и разнообразно ее наследие, есть ли из чего выбирать театрам?

– Выбор есть: у Казахстана много интересных опер. Все это сделано очень качественно, интересно. По разным причинам какие-то ставятся часто, какие-то идут редко, но в целом – это хороший уровень композиторской школы, возникшей и достигшей расцвета еще в советское время. И в целом можно сказать, что оперное искусство в Казахстане сегодня процветает. Теперь его надо продвигать, чтобы его узнали за пределами Казахстана.

– Сейчас только завершился юбилейный Шаляпинский фестиваль, также не чужая вам институция. Что вы думаете о ней сегодня? Чего достиг фестиваль и чего ему может быть не хватает?

– Так получилось, что я достаточно давно уже не участвую в Шаляпинском фестивале, поэтому не берусь судить о нем сегодняшнем. Хотя мои постановки представлены и на фестивале, и в репертуаре театра как таковом. Единственное могу сказать, что я бы усилил национальную компоненту – давал бы побольше татарских опер. Жаль очень, что не идет прекрасная опера «Алтынчеч» («Златовласка») татарского классика Назиба Жиганова, потому что это настоящее сокровище татарского музыкального искусства, то название, которое должно идти в казанском театре всегда. Как «Иван Сусанин» у нас или «Галька» у поляков.

– Вы много работали в крупных волжских театрах. Теперь в вашем графике вновь возникли Волгоград и Астрахань. Какими вы нашли эти коллективы спустя годы, какова там ситуация?

– Разница между коллективами сегодня существенная: Астрахань очень сильно вырвалась вперед, театр на взлете, и дай бог, как говорится. Я очень-очень рад, это мой первый театр и я просто счастлив за него. В этом театре моя жена перешла из меццо в сопрано – спела свою последнюю Ольгу в «Онегине» и первую Тоску. В Астарахани у нас было три счастливых года и сегодня я очень рад вернуться в этот театр вновь и поработать там. В Волгограде хотелось бы большей поддержки от руководства области, поскольку опера – жанр дорогой, и надо понимать, что если уж вы себе позволили иметь оперный театр, то держать его на нищенском уровне просто даже неприлично. Иначе это получается не опера, а издевательство над коллективом и над зрителем. Но есть и позитив – в Волгограде очень выросла балетная труппа, это и неожиданно и приятно – в городе, где нет своего хореографического училища.

– Расскажите о вашей сегодняшней педагогической деятельности.

– Это отдельная глава в жизни, об этом можно рассказывать часами. Сейчас у меня курс в ГИТИСе. Это упоительная штука, я обожаю своих ребят – они у меня классные, очень талантливые, надеюсь, что все они дойдут до диплома и получится из них вырастить настоящих артистов. Занимаюсь этим с удовольствием и очень этим счастлив.