Шукшин на Урале

Фото предоставлено литературной частью Нового Художественного театра

ГИТИС запустил новый проект «Передвижники» - передвижную мастерскую театральной критики. Первой остановкой стал Челябинск. В течение недели пять молодых специалистов из Челябинска и пять студентов, магистрантов ГИТИСа смотрели и обсуждали спектакли театров города, слушали лекции, писали рецензии, встречались с режиссерами, актерами.

Один из спектаклей, показанных в рамках работы лаборатории, осмысляли в своих рецензиях молодые критики. Речь о постановке «Светлые души» по рассказам Василия Шукшин Нового художественного театра (НХТ). Режиссёр-постановщик – Евгений Гельфонд, художник Елена Гаева.

Дайджест мнений молодых критиков предлагается читателю.

СОЗВУЧИЕ ДУШ

«У зари-то, у зореньки много ясных звезд,

А у темной-то ноченьки им и счету нет…»

Плавным лирическим напевом песни «У зари-то, у зореньки…» начинается спектакль. Помимо «Светлых душ» режиссер включил в свою инсценировку рассказы «Гена Пройдисвет», «Сапожки», «Миль пардон, мадам», «Срезал», «Хозяин бани и огорода» и «Одни».

В самом начале герой Петра Оликера выходит на темную сцену и подсвечивает фонарем лицо каждого, застывшего словно для фотографии, героя на сцене. Так происходит наше небольшое первоначальное знакомство с ними. Предвосхищая финал, можно сказать, что все закольцовано: на столе, посреди тех же персонажей, облаченных в белоснежные сорочки, мы видим, как в полной темноте постепенно гаснут свечи в подсвечнике.

В спектакле достоверно передана атмосфера русской деревни в быте – скрипящие половицы, запах зажженных поленьев и березовых веников в бане, с протяжными восклицаниями артистов - «Как хорошо!»- за полупрозрачной занавеской, глиняные кувшинчики из деревянных шкафчиков. Русские народные песни отсылают к далекому детству и ностальгии по нему, или же к тоске по чему-то недоступному в круговороте бурной жизни города.

«Светлая душа» - таким является каждый герой этой постановки. Как, например, и герои рассказа «Гена Пройдисвет». Два персонажа ведут жаркий спор о предназначении русской души, о личности в целом – все приходит к драке, которую разнимает неожиданно вернувшаяся дочь (тут можно заметить, что уходила она на танцы надолго, следовательно, этот горячий разговор продолжался вплоть до самого утра). Она достает из шкафа вторую бутылку спиртного, герои выпивают, при взгляде в зал нависает достаточно продолжительная пауза – полная тишина. Затем, ссора героев разрешается сама собой, будто ее и не было вовсе. И правильно, потому что они прекрасно понимают, что такие мелочи не стоят того. И суть тут даже не в предмете спора, а в их взаимоотношении, и таком простом разрешении конфликта. Этот рассказ больше всех остальных оправдывает название спектакля «Светлые души», несмотря на идентичное название первого отрывка. В нем звучит ключевая фраза: «гордится смирением своим».

Ближе к финалу спектакля появляется интересная режиссерская находка – белый танец. Героини выходят со сцены в зал, обращаются к зрителям, и приглашают их на скромный вальс. В этом белом танце чувствуется вся простота души, такой легкой и свободной от каких-либо предрассудков, каким и является все представленное нам полотно.

Музыка в спектакле - слаженная работа ансамбля труппы. Здесь стоит отметить, до какой степени каждый артист трепетно относится к инструменту, оказавшемуся у него в руках: будь то балалайка или затертая от постоянных стирок решетчатая железная дощечка, на которой перебирают, словно деревянным медиатором, пластинкой. В момент исполнения песен каждый по-особенному увлечен своим занятием, словно рассказывает свою индивидуальную историю, добавляя в мелодию плавно сплетающиеся с ней воедино слова. В этом спектакле музыка предстает нам созвучием всех светлых душ, отстраненная от всего остального суетного мира, началом чего-то одухотворенного и лирического. Возникает ощущение цельного ее единения с героями, совпадение всех нот с внутренним светом каждой души.

Алина Микаэлян (Москва)

СПЕКТАКЛЬ С ОГОНЬКОМ

В Новом художественном театре этот спектакль идет одиннадцать лет, и по сей день остаётся одной из наиболее популярных и любимых зрителем постановок. Деревенская проза Шукшина всегда погружала читателя в размеренную жизнь русской деревни – явления неповторимого. Однако стоит упомянуть, что Евгений Гельфонд не старается нарочито сгустить деревенский колорит, избыток которого мог бы привести к карикатурности. Деревня в НХТ естественная, обыкновенная.

Режиссёру удаётся сохранить заложенную в текст Шукшиным атмосферу тепла и спокойствия тихой, неторопливой жизни, со своими радостями и огорчениями, и, в то же время, образ деревни, столь важный в прозе Шукшина, отходит на второй план. Это не ошибка или упущение режиссера, а осознанный ход, выдвигающий в приоритет поистине важное и ключевое.

Этот мир наделен безыскусной поэзией. Сценическое пространство остаётся неизменным на протяжении всего действия – простой русский дом, кровать, стол, знакомый желтый тазик, деревянные пол и стены. Двери обклеены страницами журналов и газет «Труд», «Правда», «Известия», «Огонёк». Кстати говоря, и начинается, и завершается постановка «огоньком», зажигаемым героями спектакля. Свет – первое, что видит зритель. Свет – то, что разгорается, угасает, вновь разгорается в душе каждого, свет – то, без чего нет жизни.

Светлые души в финале спектакля — в белых одеждах, почти церковная сцена принятия просфоры, причащения к таинству вечной жизни, которая есть сам Бог и свет.

Агния Черная (Челябинск)

ЧЕЛОВЕЧНО О ЧЕЛОВЕКЕ

Быт, бытование, бытие. Разве не на этом держится мир? Художественный мир спектакля «Светлые души» в НХТ – точно. Из этих осей складывается система координат. А посередине, в точке отсчета – человек. Не герой, не антигерой. Простой, разный. Неидеальный и «неоднородный». C причудами, странностями и изъянами. C правом оступиться, заблудиться. Испытание и будничный трудовой подвиг этого самого человека – встречаться c собой, исследовать себя, удивлять и огорчать себя (поэтому «Светлые души» играются так живо и жизненно).

В спектакле становится очевидным, что режиссёр Евгений Гельфонд c большим вниманием и пониманием относится к неровностям и шероховатостям человеческой натуры. Воспевает ее совершенство в несовершенстве. Получается человечно о человеке. Ласково, что ли… Как дядя Гриша в знак примирения по-отцовски треплет Генку по голове («Гена Пройдисвет»), так «треплет» режиссер шукшинских персонажей, тепло-то как.

Один из основных мотивов этого спектакля – неразрывность человека c природой, спаянность души со всем живым. Идея эта пронизывает спектакль на событийном уровне и находит свое поэтическое воплощение в мостиках-скетчах, через которые выстраивается единая образная линия о птичьей природе души. Марина Оликер, собственно, душа, «превращается» то в лебедушку, то в курочку, то в кукушку и предстает то изящно и молчаливо плывущей по реке жизни, то пронзительно-певучей, то суетливо квохчущей, то кукующей-тоскующей. И это не только многоликая душа человека. Но и душа народная, портрет которой создается в каждом рассказе, а особое звучание обретает в «Миль пардон, мадам!».

В «Светлых душах» земное и небесное сливаются воедино: труд и песня, бытовое и сакральное, хлеб насущный и мечты о чуде. А ведь чудо – оно где-то рядом, под крылом Жар-птицы (удача, счастье и одновременно бессмертие души). Кстати, о птичках. Вплетение в канву сказочных мотивов и образов, меняет призму восприятия и вот уже за житейскими советско-деревенскими сюжетами проглядывают волшебные истории. Чемодан в «Сапожках» предстает ларчиком, водка чуть ли не живой водой, гитара от жены чуть ли не даром Бабы-Яги.

Елена Плишкина (Челябинск)

«НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ ЖИВ ЧЕЛОВЕК»

Спектакль - о людях, чья мировоззренческая система выстраивается на простом универсальном правиле – жить по правде и прояснять свои убеждения настолько, насколько позволяют обстоятельства и возможности. Персонажи, существуют не столько в условиях абсурдной и чудаковатой советской действительности, сами являясь своеобразными чудаками, они, тем не менее, формируют поэтическо-игривую атмосферу вокруг себя. Они и есть те самые «очищенные и просветленные» носители общечеловеческих ценностей. «Светлые души» – спектакль о бытовой жизни рабочего человека, пытающегося детерминировать себя, обосновать необходимость своего существования, ответить на вопрос: «Кто я есть?».

Мишка (Алексей Пименов) ли это, копошащийся с машиной вместо времяпрепровождения со своей женой после долгой разлуки; Дядя Гриша (Александр Майер), отстаивающий перед Геннадием (Дмитрием Николенко) истинность своей веры; Сережа (Павел Мохнаткин), разочарованный неподходящими по размеру сапогами, купленными для жены – для всех них не имеет значение ровно происходящее до той поры, пока мы не касаемся вопроса их жизнеутверждающего отношения к ситуации как «в этот момент», так и к жизни в целом.

Гельфонд, пытаясь зафиксировать пики человеческой жизни, ее неравномерной текучести, анализирует человеческую личность через призму бытовых взаимодействий. «Светлость» Миши (персонажа Алексея Пименова) и Анны (персонажа Татьяны Кельман) заключается в их неразрывной фундаментальной человеческой связи с природой. «Ночь-то, ночь…», как выражается Мишка, и в этой способности откликаться на красоту мироздания выражена полнота их бытия, что впрочем, не мешает отвлечься и на починку машины. Он вдруг начинает суетиться, и становится ясно: в нем самом нет непонимания «приложения» себя к этой жизни. Однако Гельфонд словно дает это намеком, предпочитая погрузить зрителя в неопределенность. В каждой сцене существует персонаж, ищущий собственную практику «приложения» себя к действительности: Дядя Гриша демонстративно верует; Бронислав Иванович, выпивая, рассказывает псевдоправдивую историю о себе, в которой он чуть не убил Гитлера; Антип «просветляется» через карнавальную песню. При этом вся «светлость» этих душ и заключается в поэтизации действительности, присущей ей «песенности».

Даниил Капотюк (Челябинск)

СКАЗОЧНЫЕ СТАНЦИИ

Вынося в заглавие рассказ «Светлые души» режиссер без нарочитой назидательности и морализаторства, а нежно и осторожно помогает нам понять, что какими бы изъянами и грехами не была бы полна наша жизнь, какими бы нелепыми, смешными, глупыми или уставшими мы ни были, на самом глубинном уровне, все мы по своей природе — души света. И свет этот божественно-физический. Свет в простом: в честном труде, добром слове, ласковом жесте, в вере в свою мечту, в любви к ближнему. Нужно лишь обнаружить это в своей душе! Конечно, я не про цитату “Наши души еще не до самого дна докопали, водки полно!”

Деревянные половицы, деревянные столы и скамейки, металлическая посуда, домотканые ковры — все это — детали деревенского быта, которые дороги, прежде всего, своей натуральностью, естеством. Только что помытые полы перед приходом мужа, стаканы в бане, наполненные водкой, березовые веники…

Не знаю, как работает эта магия, но от сочетания теплого и холодного, создается великолепный контраст, который созвучен с настроением: там, где тепло, тут же холодно и, наоборот. В этом контрасте, наверно и есть вся наша жизнь.

Александра Козлова (Челябинск)

КОНТРАСТ ЖЕЛАНИЙ

Персонажи в инсценировке рассказа «Светлые души» существуют на контрасте. Миша смотрит в одну точку, задумался. Анна же, давно не видевшая мужа, соскучилась, поэтому без конца лепечет ему то одно, то другое, ведь стольким нужно поделиться! Ударяет ее слово Миши «карбюратор». Только она радостно говорила про натопленную баню – с ответом мужа настроение ее тут же меняется. Затем – возвращение к себе: она опять поднимается до переполняющего ее состояния счастья – с придыханием говорит о пальто, которое очень хочет купить. Сама же предлагает продать овечку, а эмоционального включения мужа не получает. Его равнодушно сказанная реплика: «Продай!», — ставит ее в тупик. И опять слышится в ее голосе растерянность – «Как продай?».

Прошел день. Наступила ночь. Анна приласкалась, уснула, а Михайле дума не дает покоя – взгляд прикован к потолку. И вот он осторожно высовывает ногу из-под одеяла, боясь разбудить жену, а главное быть обнаруженным в побеге в сарай к карбюратору, выскальзывает из кровати: и уже мы слышим шум за сценой – что-то починил. Вернулся, лег. Подумал – и опять нога из-под одеяла. «Почему не спишь?» - озадаченно спрашивает муж, возвращаясь с улицы, что, конечно, создает комический эффект.

Между мужем и женой пропасть непонимания. Они существуют параллельно. В рассказе Шукшина ночь (пейзаж) становится примирительной точкой. В постановке любование не разрешает их конфликта. Режиссер вернется к этому рассказу, точнее к обидчивой реплике жены о железяке, которую она всерьез воспринимает соперницей. Эта фраза будет сказана ею за сценой по ходу спектакля, от которой защемит сердце. Обволакивающе-теплое песенное звучание голоса Анны меняется. Гармоничное мурлыканье сменяется напряженным, недоуменным криком.

Таисия Гулыгина (Москва)