Из искусства извлекли покой вместе с радостью

Эту живопись посетители могут просто впитывать, не вдаваясь в подробности. Фото со страницы ЦВЗ «Манеж» в «ВКонтакте»

Выставка «Покой и Радость» должна была открыться к Культурному форуму. Форум отменили, «Покой и Радость» остались. Куратор, ректор Санкт-Петербургской академии художеств, глава попечительского совета петербургского Манежа Семен Михайловский задумал проект без «душераздирающих драм, пылких страстей». Там, как он говорил в интервью Art Newspaper Russia, «никаких катаклизмов, никакой зауми». По 36 музеям собирали картины 100 художников, от Боровиковского до Борисова-Мусатова, но здесь много и плохо известных широкому зрителю имен. Пожалуй, как раз они представляют главный интерес.

Петербургский Манеж еще ищет свой выставочный почерк, но его проекты вписываются в тенденцию «сделайте нам эффектно», общую для многих наших музеев. В Манеже плюс к тому любят музыку – прежде скульптуру здесь пытались вписать в оперные арии (см. «НГ» от 29.03.21), сейчас «Покой и Радость» открывают разделом «Увертюра», и в целом все «общество» картин озвучивают саундтреком Антона Батагова да предваряют парящими в атриуме облаками (архитектура Агнии Стерлиговой). С них даже спускаются качели: можно присесть, но воспарять смотрители не советуют – радость все-таки ограничена покоем.

Ставка сделана на то, чтобы впитывать, не вдаваясь в подробности. Размеренность усадебной жизни с храмами Аполлона и Терпения, тихий быт городских интерьеров, виды Италии, луга-деревца средней полосы, лето, зима… умиротворенность человеческих лиц, будь то самые читающие, как тут хочется верить, в мире дети, господа и дамы, хоть с арфой, хоть с цветочным горшком, хоть ряженые в крестьянок. Всё по списку: «Увертюра», «Bel paese», «La nature», «Russe», «La vie privée», «Эпилог» плюс список действующих лиц (художников) в каждой части. Всё. Хотя в конце концов здесь есть просто много любопытных картин (и немножко графики), написанных часто не самыми очевидными художниками и привезенных из музеев от Карелии до Бурятии, что само по себе заманчиво.

Если интерес возобладает над созерцанием, обнаружится несколько внутренних маршрутов. С одной стороны, это венециановская школа, Алексей Тыранов с видом мастерской художников Чернецовых (тоже героев нынешней выставки), получивший вольную крепостной Федор Славянский, чья «Девушка в лесу» очень зависима от влияния учителя, Василий Аврорин с удящими из беседки рыбу господами. В упомянутом интервью Семен Михайловский обмолвился, что его главным героем должен был стать как раз Венецианов с учениками, но венециановская выставка идет сейчас в Третьяковке.

Жанр «в комнатах», разумеется, шире школы Венецианова, и отечественные аналогии с бидермайером – еще один вектор идиллического проекта. «В комнатах» Алексея Боброва нерадивый мальчишка, пока отец отвлекся, прильнул к трубке, у Ивана Клюквина товарищи собрались в каком-то петергофском мезонине за самоваром – и все эти стаканы чаю да чего покрепче, подоконники в цветах, вневременные пейзажи за окном бесконечно обаятельны «бисерным» письмом и непробиваемым спокойствием.

С другой стороны, здесь есть просто довольно необычные вещи, будь то заснувшая в тумане парковая дорожка у Шишкина или кисейная барышня образца 1850-х с папиросой (!) у Петра Заболоцкого, у которого, к слову, брал уроки Лермонтов. Или необычные истории: Илья Галкин оставил много портретов, в Манеж привезли читающую девушку, но интересен он другим. Известно, что Галкин писал и императорскую семью, а несколько лет назад изображение Николая II коронационного 1896 года реставраторы обнаружили на обороте портрета Ленина. Тот сделан в 1924-м Владиславом Измайловичем, императорский парадный образ был закрашен, и в таком виде холст 90 лет хранился в здании Петровского торгово-коммерческого училища купеческого общества, в советское время отданного школе. Привезенный в Манеж портрет Екатерины Столыпиной примечателен не столько гладким академическим письмом, сколько авторством: Петр Захаров был единственным в XIX веке профессиональным живописцем чеченского происхождения. Его историю как пример российского колониализма недавно представлял на II Триеннале современного искусства в Гараже Аслан Гойсум. В 1819 году мать будущего художника была убита, когда русские войска разрушили аул Дади-Юрт, по распоряжению Ермолова мальчика усыновил солдат Захар, позже Захаров попал в семью дяди Ермолова, в 1830-х был принят в Академию художеств, но когда попытался получить право на поездку в Европу, «царь лично исключил его имя из списка кандидатов».

Выставка могла бы быть собранием историй о художниках, моделях. За отсутствием оных она стала не только идиллической, но и очень патриотической в силу предопределенности переживаний: к чему стремиться, чем гордиться, что любить. Как приятно смотреть на моря и облака, считать березки и растить детей. Кураторская цель была четко озвучена, и брюзжать нет смысла. Как говорил герой совсем другого искусства Дмитрий Александрович Пригов, «чего же вам еще-то надо»?.. Впрочем, самое главное – и как раз оно отчасти меняет общее впечатление – в финале. Осколки исчезающего мира – как на подносе разложенные миниатюрные старинные портреты. Среди них есть фотографии цесаревича Николая Александровича и юного Владимира Ульянова… Интонационно вся долгая прежняя идиллия становится дорогой разрушения.

Со временем Манеж, наверное, сформирует свой выставочный стиль. Пока тут перебирают темы, в планах на ближайшие пару лет и проект о скейтбордистах, и выставки Эрика Булатова, Гриши Брускина, Уильяма Кентриджа и Тихару Сиота. У всех у них за последние 10 лет прошли показы в Москве, у Булатова и Сиота – в московском Манеже, но экспозиции-блокбастеры специализацией этой институции были недолго, и с тех пор она сменила курс. В петербургском Манеже в марте откроют первую в России долгожданную большую выставку недавно ушедшего Кристиана Болтански. 

Санкт-Петербург–Москва