Мировая премьера балета "Мастер и Маргарита" прошла в Большом театре

Ольга Смирнова (Маргарита) и Артемий Беляков (Воланд) в заброшенном бассейне. Фото Дамира Юсупова/Большой театр

Переложить на язык танца главный русский роман ХХ века в главный театр России пригласили Эдварда Клюга, худрука Балета Словении в Мариборе. Главные партии в трех премьерных составах исполнили ведущие солисты театра.

Клюг родился в румынской глубинке, его взросление пришлось на эпоху правления Чаушеску. Ему близок роман Михаила Булгакова, в котором писателю, как считает хореограф, «удалось сформулировать свой манифест против системы в очень возвышенной, почти меланхоличной манере».

Идею Клюг вынашивал с 2015 года, но, похоже, на публику вынес все же недозревшей.

Действие двухактного балета на музыку Альфреда Шнитке и словенского композитора Милко Лазара разворачивается в едином пространстве – на дне и по бортикам кафельного бассейна, который то ли забыли, то ли и не собирались наполнить водой. Клюг искал подходящую метафору, и память подбросила воспоминание из детства. В его родном городке советские специалисты, добывавшие в округе уран, построили жилье, детские площадки, Дом культуры. А еще бассейн – «настоящий центр общественной жизни для нескольких поколений. Сегодня он стоит заброшенный…». Сценограф Марко Япель видит в бассейне, с одной стороны, «место очищения и ожидания (как чистилище), с другой – если видеть его как баню с большим количеством пара, то это ад». По периметру этого ада множество хлопающих дверей. Действующие лица появляются не только из них, но то и дело вынуждены «выныривать» на игровую площадку у самого ее дна из-под жутких кафельных переходов. Здесь томятся в клинике Мастер и Иван Бездомный, здесь же литераторы неистово лупят себя банными вениками (метафора чистилища?). Варьете тоже располагается здесь. И кабинет Мастера, и нехорошая квартира, и Патриаршие пруды. И даже Пашков дом.

Единое место действия, однако, это самое действие не цементирует. Балет остается подборкой иллюстраций к эпизодам романа, которые, как, видимо, показалось постановщику, лучше других поддаются визуализации. Сцены в клинике слишком затянуты, что сразу же обнажает одну из главных проблем – однообразие хореографической лексики. Визуализация Воланда и его свиты ожидаемо делает этих персонажей однослойными. Гибель Берлиоза зачем-то предваряет пробежка не к месту материализовавшейся Аннушки с увесистой бутылкой масла в руках. Суд Пилата (ни Иешуа, ни ненавидимого прокуратором города, ни вообще этой линии романа в балете нет) подменен судом тройки людей в черном, его результат – давно ставшее общим местом символическое распятие героя, в данном (и тоже отнюдь не первом) случае – на письменном столе и обязательно вниз головой. Из потускневшего сеанса черной магии, из невнятного единственного дуэта Мастера и Маргариты выкачан булгаковский воздух, они иссушены, обезвожены, как тот бассейн.

И это при том, что исполнители выбраны безошибочно. В труппе Большого театра Мастер – конечно же, Денис Савин, Маргарита – безусловно, Ольга Смирнова. Никто не изобразит Кота Бегемота лучше Вячеслава Лопатина, а Геннадий Янин просто создан для роли Жоржа Бенгальского. Безошибочный выбор – и конкретная подстава. Клюг поманил, а материала для работы предоставить не смог никому. В образе Пилата ощутимы сила личности и внутренний трагизм, но в этом индивидуальность и заслуга Михаила Лобухина. Воланд, напротив, этих качеств лишен, зато красив и элегантен, за что отдельное спасибо актерской природе Артемия Белякова. Кастинг, что и говорить, удался. Но общей ситуации это не меняет. Сверхзадачу, ради которой на роли назначались бы первоклассные артисты, во имя которой нанизывались бы все эти теперь разрозненные эпизоды, постановщик для себя так и не определил.

Спектаклем в спектакле выглядит центральная и доминирующая сцена второго акта – бал у Сатаны. Пожалуй, единственный эпизод, где Клюгу удалось уйти от фабульной шелухи, которая сама по себе не значит ровным счетом ничего. Говоря о своем первом впечатлении от книги Булгакова, хореограф признается: «Я просто восхищался красотой текста, не углубляясь в интерпретации и политические аллюзии». Возможно, сцена рождена именно этим впечатлением. Этот тот случай, когда эффект достигается средствами, казалось бы, банальными, давно изобретенными и многими опробованными. Всего-то дел: женский кордебалет в телесного цвета трико и высоких алых перчатках. Танец, построенный по принципу шоу-герлз или The Rockettes, геометричный и хорошо отрепетированный, превращается в ритуальное действо, выбивающееся, впрочем, по посылу и стилистике из двухактного иллюстративного ряда.

Родившееся было ощущение окончательно улетучивается в финале, когда Воланд дарует всем покой, облачившись, что твой Стива Облонский, в зеленый жаккардовый халат. До полу.