Наталья Зотова
Актер Илья Варанкин несет в себе сумасшедшинку, необходимую постановщику. Фото с сайта www.volkovteatr.ru
Постановка ярославского Театра драмы имени Федора Волкова рассказывает об одном дне из жизни Константина Эдуардовича Циолковского. Конечно, дне придуманном. В программке драматург не указан – «спектакль Бориса Павловича», то есть режиссер не только постановщик, но и автор пьесы, честно проштудировавший жизнеописание великого ученого. И написавший этот «один день».
Пытаясь определить жанр «Циолковского», неизбежно задумываешься о том, как трудно создать сегодня спектакль-урок. Спектакль, который будет носить явный просветительский характер. При этом – живой, интересный именно с театральной, художественной точки зрения.
Столичные ученые Менделеев (Николай Лавров) и Жуковский (Семен Иванов) едут в Калугу, чтобы отыскать там уникума, приславшего в Академию наук множество писем, в которых живет будущее: выкладки, чертежи, формулы. А дальше начинается удивительное. Словно мачеха прячет Золушку от королевских посланцев, скрывает Циолковского от ученых мужей франтоватый, весь глянцевый инспектор калужского училища Александр Иванович (Сергей Скоков). «А у нас есть и другие педагоги!» – неубедительно восклицает он, знакомя гостей с Натальей Николаевной (Людмила Пошехонова). Но туфелька не впору, классная дама не может сколько-нибудь внятно на глазах прибывших провести урок математики. В конце концов провинциальный гений и чертеж фантастического дирижабля явлены публике. Теперь о Циолковском узнает Россия, а за ней и весь мир. Его труды не пропадут даром, и однажды 12 апреля (как предрекается в одном из первых диалогов спектакля) в космос полетит человек.
Красиво начало спектакля, где долго-долго летит на велосипеде Циолковский, а на первый план выбегают шесть рыжих девушек, мечутся по сцене, неслышно щебечут, соединяются в странном танце. Огонь их волос подчеркнуто искусственный – парики их будто уравнивают и делают одним персонажем. Среди молодых актрис есть и один актер – Кирилл Искратов, он тоже изображает гимназистку. Почему? Не очень понятно, но в обаянии актеру не откажешь и часто невольно следишь только за ним.
Красиво оформление сцены, которое придумали Александр Мохов и Мария Лукка. До самых колосников распростерлись черные школьные доски. На них – чертежи и формулы, написанные то мелом, то белым светом (художник по свету Стас Свистунович). А в самом финале Циолковский предстанет Витрувианским человеком, затянутым в воронку-круг. Человеком будущего, вырванным из калужской скучной реальности. Сценография действительно поражает масштабом и эффектностью.
Красива музыка, сочиненная Романом Цепелевым специально для спектакля. Вообще звуки – важнейшая часть «Циолковского». В партитуру вплетены и монотонный гул, призванный, по-видимому, изобразить скуку калужской жизни, и звонкие песни обитательниц училища, которые исполнены прекрасными голосами Людмилы Пошехоновой, Юлии Знакомцевой и других актрис театра.
Константин Эдуардович с детства был почти глухим из-за перенесенной скарлатины. Поэтому режиссер запретил артистам говорить обычно в присутствии главного героя. Они лишь демонстрируют речь, будто поют под выключенную фонограмму. Зритель должен воспринимать их такими же немыми, как и Циолковский. А когда Константин Эдуардович хочет что-то услышать, то прикладывает к уху трубку-рупор – тогда и дарована собеседнику речь.
В том самом дне Циолковскому хорошо за 40, но неудивителен выбор 30-летнего Ильи Варанкина на главную роль. По-мальчишески щуплый, быстрый Варанкин несет в себе сумасшедшинку, необходимую постановщику. Пусть даже и его супруга (сильная работа Елены Шевчук) выглядит рядом с ним матерью, и дело не в возрасте артистки, а в ее подчеркнуто бытовом, весомо крестьянском облике. Она на земле, он – в небе.
Скорее в космических высях, чем на земле, пребывает и еще один участник этой истории – сторож училища Николай Федорович. В своих рассуждениях он едва ли не умнее и уж точно мудрее самого Циолковского. «Прогресс остановить нельзя!» – утверждает серьезный Жуковский. «А вы пробовали?» – так же серьезно отвечает ему сторож. У Евгения Мундума, пожалуй, самый живой, искренний образ – хотя и связанный с несуществующим человеком. Впрочем, прототип явственен – русский религиозный философ Николай Федоров.
Во втором акте, выстроенном гораздо сложнее первого, на сцене появляется «театр в театре»: инспектор Казанский показывает столичным гостям некий спектакль. И сам он, и Циолковский, и ученицы цитируют поэмы Николая Заболоцкого, который был увлечен идеями героя. Изобретательно, изысканно придуманы маски зверей на персонажах, их движения. Правда, этот спектакль до конца так и не присвоен основному сюжету, хотя Жуковский и Менделеев присутствуют в нем зрителями и порой комментируют действие, как бы объединяя его с собой. Но невольно хочется сказать авторам: да дайте же досмотреть!
«Циолковский» оставляет впечатление попытки взглянуть на биографию отдельно взятого гения в современной театральной манере. Удачна ли эта попытка? Любопытна – без сомнения. Но при всем восторге от визуального и аудиального впечатления остается ощущение, что Бориса Павловича увлекает не столько личность Циолковского и его многолетние, бесспорно интересные зрителю ученые изыскания, сколько возможность эффектно проявить собственную режиссерскую фантазию и технические возможности театра. Впрочем, почему бы и нет?
Ярославль
комментарии(0)