Образовательная программа фестиваля «Московский форум»: лучшие тексты

Фото "Студии новой музыки" / @StudioNewMusic

Завершился семнадцатый фестиваль современной музыки «Московский форум». Концепция, предложенная художественным руководителем фестиваля Владимиром Тарнопольским, предполагает не только собственно концерты, но и осмысление заявленной темы, в каждом случае разной: поэтому две музыкальные программы вечера разделялись беседой, в которой участвовали исполнители и гости фестиваля – культурологи, искусствоведы, композиторы и тд. Тема «Московского форума» – 2021 называлась «Призрак будущего»: так, команда фестиваля предложила участникам и слушателям поразмышлять на тему, определяет ли искусство сегодняшнего дня мир завтрашнего. Разные ракурсы этого вопроса были вынесены в темы концертов. О самых интересных проектах написали участники образовательной программы фестиваля, это еще одна инициативы «Московского форума», который уже несколько лет питает кадрами профессиональную среду столицы и регионов. Обозреватель «НГ» Марина Гайкович, ведущая мастер-класса по музыкальной критике, отобрала для публикации две работы.

День второй: ECO // LOGOS

Диана Аксиненко, Санкт-Петербург

Второй концерт Московского форума ECO // LOGOS осторожно затронул, а затем решительно обнажил не новую, но довольно болезненную тему взаимодействия человека и природы. Здесь словно протягивается нить от предыдущего концерта, который назывался FUTURO // LOGOS. Если мы так серьёзно задумываемся о будущем, резонно размыслить и о том, в каком мире это будущее нас застанет, и может ли музыка подвигнуть нас на заботу об экологии.

Драматургически мероприятие получилось неоднородным и многогранным. Предложенная программа (в концерте участвовал ансамбль «Студия новой музыки») сконцентрировала в себе широкий спектр переживаний – от светлого упоения любовью к природе до глубокого траура по тому, что оказалось утрачено.

Само понятие экологии, однако, было рассмотрено в совершенно разных значениях. Важной частью концерта стало рассуждение о том, что есть экология звука и как возникает природа самой музыки.

Мировая премьера сочинения московского композитора Натальи Прокопенко «Crépuscule du soir mystique» («Мистические сумерки») для сопрано и ударных ярко продемонстрировала, как из сырого диковатого шума возникает музыка, а из набора голосовых звуков – пение и речь. Филигранные переходы от хтонического шёпота и сипа к оформленному вокальному звуку в исполнении певицы Екатерины Кичигиной, аккуратная поддержка перкуссиониста Андрея Виницкого вместе с загадочной мрачноватой поэзией Поля Верлена посвятили слушателей в настоящее таинство рождения музыки.  

Эту же линию продолжило произведение другой представительницы московской школы, Анны Поспеловой, «Dvo_Ye» для басовой флейты и электроники, впервые исполненное в России. Взятый за основу текста графический стих Елизаветы Мнацакановой «Весенняя музыка» позволил композитору осуществить игру с морфемами и передать появление первозданного, необработанного звука. Наряду с исполнением стихотворного текста, Марина Рубинштейн продемонстрировала блестящее владение обилием флейтовых приёмов: зыбкое frullato, щёлканье key click’ов и другие способы игры создают насыщенную пасторальную картину.

Настоящий звуковой космос сотворила Анна Бурчик, которая представила российскую премьеру пьесы «Das Andere» («Другое») румыно-французского композитора Хорациу Радулеску для альта соло. Как в природе нет прямых линий, так и в сочинении Радулеску нет строго очерченной, ограниченной композиции и структуры. Это алеаторическая пьеса, которая от исполнения к исполнению звучит по-разному. Композитор построил произведение так, чтобы исполнитель осознанно становился создателем нового звучания, что на высшем уровне удалось альтистке. При огромном техническом разнообразии и задействовании всего диапазона альта, звучание инструмента вышло за привычные рамки и напоминало то переливы деревянных духовых, то визг терменвокса. То близко, то далеко. То спокойно, то агрессивно-жутко. Столь виртуозное владение Звуком стало причиной троекратного выхода исполнительницы на поклон в сопровождении восторженных возгласов аудитории.

Несколько иной ракурс концерта связал понятие экологии с природой как таковой и воплотил ту ускользающую от нас гармонию, которую мы стремимся удержать, пока на теле планеты образуются новые язвы.

Это ощущается в двух произведениях американца Джона Лютера Адамса – «Dark Wind» и «The Light That Fills the World» для ансамбля. Несмотря на программную противоположность, оба произведения наполнены духом расслабленного созерцания и желания раствориться в этой дышащей, вибрирующей музыкальной ткани. Пьеса Эдисона Денисова «Пение птиц» в трактовке Моны Хабы тоже получилось в несколько романтизированном, а не в привычном реалистическом ключе. Исполнительница не задействовала задуманное композитором препарированное фортепиано, но в большом количестве использовала народные ударные инструменты и свистульки. А цитата арии Папагено из «Волшебной флейты», определённо, отсылает к образам природы в музыке классиков, для которых естество окружающего мира символизирует колыбель покоя, источник радости и вдохновения.

Совсем другие произведения Хельмута Лахенмана и Елизаветы Згирской. «Sakura-Variationen» мэтра немецкой музыки для саксофона, фортепиано и ударных на японскую народную тему – о красоте, которая неизбежно угасает с течением времени. В трактовке музыкантов «Студии новой музыки», эти вариации получили гораздо более мрачное прочтение, с уклоном в серьёзную драму. Беспощадная трансформация консонантной музыки к жёсткой, изломанной импровизации саксофониста Игната Красикова и злобным фортепианным кластерам, подобие траурного шествия в финальной вариации с сильным замедлением темпа – всё это напомнило о хрупкости планеты и жизни на ней, особенно в контексте заданной фестивалем темы.

Кульминацией концерта в эмоциональном отношении стал финальный и самый эмоциональный номер программы – звуковой видеоарт «Кричи, шурши, не молчи» молодого композитора Елизаветы Згирской о разрушении в её родном Томске уникальных деревянных домов. Это первая часть интернет-проекта «701» – ровно столько деревянных домов приносят городу статус исторического поселения. В сочинении, которое завершило концерт ECO // LOGOS, композитор использует записанные с помощью контактных микрофонов звуки и вибрации от игры на домах – а точнее, на том, что от них осталось. Видеоарт, вкупе с музыкальной составляющей, производит сильнейшее впечатление. На экране вечная сибирская зима, проносящийся забор, виднеющийся, кажется, из окна троллейбуса, мелькание ледяной завесы: мы всё время куда-то бежим, в спешке не замечая тех, кто нуждается в нашей помощи. Затем появляются разрушенные дома с пустыми окнами (что-то сгорело, что-то просто распалось от времени), безвольно повисла балка с торчащим гвоздём, вросла в землю конструкция из заснеженных брёвен, напоминающая букву «М»... Звук аудиодорожки из тихого шороха и скрежета постепенно превращается в стук, а затем – в грохот, напоминающий выстрелы. В этом реквиеме по погибшим домам автор истово призывает слушателей трепетнее отнестись к тому, что существует вокруг. Несмотря на драматичное содержание этой истории, у неё всё же сложился счастливый финал: показанные дома были взяты на реставрацию.

Музыка, как сильнейший инструмент воздействия на человеческие чувства, способна разжечь искреннюю любовь к тому, что дарит нам жизнь на Земле (в открытой дискуссии большинство слушателей из зала проголосовали за то, что ощущают связь между восприятием музыки и природы). Закрепившийся в концертах Московского форума феномен LOGOS, провозгласив единство логического и чувственного познания мира, уверенно поставил знак равенства между этими двумя способами. А значит, где бескомпромиссное рацио, с убедительными призывами сортировать отходы и экономить электричество не сможет изменить человеческое отношение к природе, с этим наверняка справится свободное от догм искусство. И тогда разрушенные дома обретут новую жизнь, сакура вновь расцветёт, а из звука прорастёт пение.

День третий: COSMOS // LOGOS

Владислава Бескоровайная, Саратов

В Рахманиновском зале слишком много людей – и почти никто из слушателей не уловил ту поворотную точку во времени, за которой ожидание стало переживанием. Спустя несколько минут пришло запоздалое осознание, что концерт начался ровно в тот момент, когда Вера Жеслин, исполнительный директор французской мультимедийной группы LiSiLog, объявила начало спектакля. Именно спектакля, а не концерта, за что должен был ухватиться слух зрителя, невнимательно прочитавшего информация в буклете. Естественный шум в зале всё чаще стал перемежаться тревожными искажёнными звуками из колонок – то было первое за вечер взаимодействие живого и технологического, дышащего и законсервированного в записи.

Мало кто заметил микрофон на щеке девушки в чёрном, сидящей в одном из последних рядов зала.

Ещё одно запоздалое осознание – девушкой оказалась Юи Сакагоши, саксофонистка и, в данном случае, перформер и персонаж действа в одном лице. Теперь, когда глаза того же зрителя стали следить и за перемещениями артистки, бормочущей, кричащей и хихикающей в свой микрофон, визуальная часть спектакля вместе со звуковой вступила в равноправное владение сценическим временем. Пьеса to be (2019, 2021) (или же Too many people… (2021), как заявлено афишей концерта) стала преамбулой ко всем последующим пьесам, слитым в единый сюжет, несмотря на то, что формально они никак не связаны – ни временем создания, ни сюжетом. В кульминации Юи перешла на крик, зажав уши – то была реакция на победу толпы над личностью или технологий над человечеством?

Итак, на сцену вышел Мэн-Фу Се, перкуссионист и жестовый перформер, и женское уступило место мужскому, смятенная человеческая речь – компьютеризированному голосу, темнота – желтоватому свету. Пьеса I.T. (2019) Пьера Жодловского для ударника и электроники впервые прозвучала на Международном конкурсе исполнителей на ударных инструментах в Женеве, российская же премьера состоялась сейчас. В содержании пьесы сомневаться не приходится: она - о взаимодействии человека и машины, перешедшее в неравную борьбу, в которой исполнитель уже отделён от родных инструментов: всё, что он может – отзываться на звук и убеждать самого себя в собственном существовании. Единственной нитью, связывающей руки Мэн-Фу Се с поверхностью виртуальной барабанной установки, было само время, мельчайшие доли секунд между звуком и жестом, незаметные глазу. Слух же внимательно следил за развивающейся драмой робота ли, что мнит себя ударником, человека ли с сердцем из микросхем. «Я дышу», – произнёс в конце этот персонаж.

И дыхание действительно было слышно – обеззвученный сопрано-саксофон в руках Юи Сакагоши возвестил новую стадию проекта Light ProjectionS, в которой важная роль перешла к свету, контролируемому интерактивной платформой Light Wall System (разработка Кристофа Лебретона, создателя инструментов и автора сценографии). Пожалуй, именно пьеса Владимира Тарнопольского Last Sunset (2021) стала драматургической вершиной спектакля, подобная эпизоду рефлексии над произошедшим. В ней звук и свет перешли в новое качество аудиовизуальности, какое сохранялась до самого конца программы, ведь тембр и высота звучания выхваченного лучом саксофона контролировались LWS через движения Юи Сакагоши. Её партия была солирующей, а звуковой пейзаж шумов Земли, записанный NASA, приходился своеобразным аккомпанементом, и всё вместе это вызывало ассоциации самые постапокалиптические. Сама Юи со своим инструментом походила на одного из семи ангелов с трубами из Откровения Иоанна Богослова, и блики саксофона скользили по пространству зала, будто растёкшийся последний закат.

Transitions Николая Попова (2021) неискушённому зрителю-слушателю могли напомнить и уже прозвучавшее сочинение Жолдовского I.T., однако здесь в ладонях Мэн-Фу Се был сосредоточен свет от LWS, и звуки перкуссии были гораздо более подвластны разнообразным трансформациям – главной идее произведения. Стоит отметить, что именно этот номер был встречен аплодисментами зала, а значит, всё произошедшее было воспринято и осознано как некий квадриптих чередования перформеров, динамики, смыслов.

В основе пьесы Сами Наслин Corps invisibles для саксофона, танца и Light Wall System (2021) – лежит графика японского письма и феномен «людей-невидимок», ведущих свою жизнь за дверьми закрытых квартир. Тела перформеров, к которым присоединился танцор Аксель Пулсен, действительно были невидимы на некоторое время, особенно для зрителей на дальних рядах. Музыкальная же часть номера знаменовалась виртуозной игрой саксофонистки Юи Сакагоши и переведённым в звуковые формы языком танца. Последнее послание, выписанное светом в ладонях перформеров, было явно на японском, о значении его можно только догадываться.

Смартфон на сцене – явление нередкое, и в случае Virtual Rhizome Винсента Рафаэля Каринолы (2018) роль двух устройств была схожа с LWS – обеспечение связи жеста с запрограммированными сонорными элементами, которые зафиксированы в виде кругового лабиринта. Исполнение номера стало возможным с помощью технологии Smart Hand Computer, ещё одной разработки Кристофа Лебретона. Сложность замысла и алеаторической музыкальной формы простому зрителю в зале оценить практически невозможно, ему оставалось лишь следить за манипуляциями со смартфонами и наслаждаться пластикой танцора. Возможно, эти наблюдения могли и навевать размышления о вечной и не раз за вечер поднимаемой проблеме неизбежного взаимодействия людей и технологий. В последнем эпизоде это взаимодействие достигло баланса, перемирия. Всё же технологии до сих пор созданы человеком для человека, его собственного самовыражения, и цепь преобразований образа через жест, программное обеспечение смартфона и звук вновь замыкается на танцевальном движении, ведомом музыкой.

Спектакль стал предметом для последующего осмысления слушателей (зрителей). Кто-то наверняка вспомнил о Скрябине, о том, до чего дошла его мечта о синтезе звука и света, кто-то всё пребывал в постиндустриальных грёзах. За тот час, что длился проект Light ProjectionS, прозвучала новейшая музыка, созданная по смелому творческому и инженерному вдохновению, и она смогла удивлять, подталкивать к новым риторическим вопросам в головах слушателей и неоднозначно отвечать на старые. В ней был свет, живой и застывший, жест, танцевальный и механический, и – всё ещё – человек.