В начале была музыка. Как проходят "Дни Савелия" в РАМТе

­Спектакль «выходит» из зала на улицу.  Фото с официального сайта театра

Главное отличие спектакля от романа – любимая музыка Савелия. Она не просто вездесуща, она – как сказала бы поэт Вера Павлова – «вездесь». Герой еще не родился, а музыка уже звучала с балкона шелапутинского мизантропа и облагораживала обывателей. В оригинале Савелий появляется на свет в коробке из-под бананов под звуки allegro из концерта L’amoroso Антонио Вивальди. Интересно, что Григорий Служитель выбирал между концертом Вивальди и Прелюдией ми-минор Баха, но остановился на первом из-за «итальянской витальности». Марина Брусникина, наоборот, решила сделать ключом к своей постановке Баха. В прелюдии подвижные басовые фигурации – особенно сыгранные без педали – напоминают кошачий шаг, но важна не эта изобразительность, а контраст между размеренным, даже однообразным сопровождением и хрупким, порхающим верхним голосом. Можно сказать, что так друг другу противопоставлены «равнодушная природа» и существо, которое хочет жить, чтоб мыслить и страдать.

Служитель музыкально выводит на первый план мысль о том, что жизнь прекрасна и не становится менее сладкой даже в коробке из-под бананов, а Брусникина показывает, как труды и дни Савелия проходят на фоне вечности. Герои даже не поют, а напевают прелюдию на разные голоса, как детскую песенку. В таком простодушном «па-па-да-ба-да…» переплетаются высокое и бытовое, печаль и беззаботность, одиночество перед неизбежным и причастность к бесконечному: музыка была в самом начале, когда Савелий еще не родился, музыка будет и в конце, когда он попадет под грузовик. Если учесть символику Баха, то басовые фигурации, которые на нотных линейках визуально напоминают букву М, откроют нам образ матери: ее сын после земных страданий возвращается к истоку жизни, «нулевому километру» – туда, где еще не было никакого «я».

Марина Брусникина сохранила текст романа, и в результате все, кроме Савелия, заговорили о себе в третьем лице. Кажется, что большая семья вечером взялась за чтение по ролям, причем каждый из ее членов отвечает сразу за нескольких персонажей. Так, Нелли Уварова здесь и мама-кошка, и случайная хозяйка Савелия Галя, и смотрительница Третьяковки. Алексей Блохин – попугай Игги, памятник Бауману, Бах в окне. Денис Баландин – первый хозяин Савелия Витюша, гастарбайтер, менеджер в кошачьем приюте. Галерея портретов не была бы полной без колоритных образов, которые создали Тарас Епифанцев, Вера Зотова, Антонина Писарева и Мария Рыщенкова.

В главной роли выступает Виктор Панченко – именно он предложил Брусникиной этот роман для постановки. Может быть, его Савелий не так лиричен, как у Служителя, но в нем есть непередаваемый шарм сорванца и та самая беззаботность. Герой готов с легкостью расстаться с тем, что имеет: с мамой и сестрами, сытой жизнью в теплом доме, государственной службой по ловле мышей в Третьяковке, раем в «шато» (фр. château –замок). Савелий не может смириться только со смертью кошки Греты, в роли которой очаровательная Дарья Семенова. Любовь – это то, «ради чего». И вдруг в финале становится очевидно, что за жизнью дворового кота просвечивает трагизм жизни человеческой: твои семья, дома, работа и даже любовь однажды исчезнут. Ты приходишь в этот мир из «теплого пульсирующего апельсина», чтобы на мгновение с ним соприкоснуться – и все отпустить.

Улицу мироздания, на которую выброшены герои спектакля, обустраивает художник Ирина Корина. Здесь и строительные леса, и гирлянда из пластиковых бутылок, и уличная сцена, откуда поют «Московскую ночь» и шлягер Стаса Михайлова, и подобие квартиры с советским интерьером. Но с точки зрения художественного пространства самым лучшим решением было закончить спектакль в «Белой комнате». Она оформлена как уютное котокафе, где герои провели свои последние дни. В финале открываются окна, и мы видим, как Савелий и Грета гоняются друг за другом в пустом фойе под прелюдию Баха. Они все время были рядом со зрителями, а теперь оказались по ту сторону воображаемой рампы, а быть может – «вездесь».