"Бал-маскарад" как вызов серости

Ульрику режиссер сделал не просто гадалкой, но ведьмой, способной к воскрешению мертвых. Фото предоставлено пресс-службой театра

В Челябинском театре оперы и балета им. М.И. Глинки состоялась первая премьера юбилейного сезона – опера «Бал-маскарад» Верди в постановке Иркина Габитова. Музыкальным руководителем выступил Евгений Волынский. Театр отмечает в этом сезоне 65-летие, и «Бал-маскарад» для такого случая – название идеальное, несмотря на трагизм финала.

В центр внимания этой оперы композитор ставит фигуру идеального правителя, чуть не боготворимого народом, правителя, призывающего возлюбить ближнего как самого себя. В образе Ричарда лучами сходятся парадоксальные ассоциации, вступающие в дискуссию с французским королем-солнце и вердиевским «Риголетто», где сила любви оправдывает и спасает даже герцога-негодяя. Верди-психолог продолжает здесь размышлять над природой власти, страстей человеческих – дружбы, зависти, измены, ревности. В образе Амелии показана женщина, терзаемая между чувством и долгом, ищущая с риском для жизни траву забвения погасить огонь любви к Ричарду во имя сохранения своей семьи. Не остывает у композитора интерес и к теме судьбы, роковой случайности – главной пружины оперной драматургии.

Сюжет «Бала-маскарада» не теряет актуальности с момента своей мировой премьеры в 1859 году в Риме в театре «Аполло», а современному потребителю телевизионного контента и вовсе без труда напомнит сценарные мотивы многих сериалов. Для того чтобы лучше понять и оценить масштаб и миссию нового спектакля в Челябинском оперном, нужно совершить большую прогулку по городу подальше от пешеходной Кировки, прежде чем попасть в театр на премьеру. Для этого можно пройтись даже по близлежащей набережной, оглядеться по сторонам, увидеть разбросанность необъятного, неловко спроектированного пространства, которое как будто ждет доброго урбаниста, ландшафтного дизайнера, художника с яркими красками, чтобы перекрасить доставшиеся в наследство с недавних времен унылые потускневшие фасады. Хорошо, если повезет с солнечной погодой, если же достанется серый день, то риск депрессии окажется очень велик. Этот большой и потенциально прекрасный город остро нуждается в гармонии и красоте. А потому поход на новый «Бал-маскарад» здесь сравним с эффектом laterna magica, или «волшебного фонаря», бьющего ярким светом и цветом. В придачу к этому в антракте можно было подивиться механическому чуду, установленному в зрительской части – фантастически дивной музыкальной кинетической шкатулке Виктора Плотникова, посвященной истории мировой оперы.

После компактного вступления к опере, на протяжении которого становится ясно, что интрига, в которую вплетены все без исключения действующие лица, закручена очень плотно, взору открывается живая картина. Видеопроекция на заднем плане (видеохудожник Виктория Злотникова) рисует бухту в Бостоне с красивейшей, медленно, гордо и независимо плывущей каравеллой, как на картине мариниста XVIII века. Видеоэлемент в спектакле проявится еще несколько раз, провокационно внедрив в плоть постановки материю кино. В постановке использовано либретто в той версии, что связана с губернатором Бостона – Ричардом, а не с королем Швеции Густавом III, на которого в реальности было совершено покушение во время бала-маскарада в марте 1792 года и который из цензурных соображений для отвода глаз обернулся в литературе американцем. Рама, обрамлявшая сцену, и создавала иллюзию живой картины, с которой сошли персонажи, смело перешагнув к зрителю XXI века. Режиссер под впечатлением фантазии на исторические темы сценографа Вячеслава Окунева выстраивал симметричные мизансцены, будто под впечатлением экскурсии по залам Эрмитажа. Классицистской строгостью эпохи «Бала-маскарада» веяло и из оркестровой ямы, где маэстро Евгений Волынский шаг за шагом, балансируя между «рацио-эмоцио-интуицио», прочерчивая замысловатую шахматную многоходовку фугированных построений, за которыми тянулся шлейф заговорщиков и лирических излияний, под вуалью которых без труда угадывалась Амелия, оказавшаяся пленницей своих страстей.

Постановочная команда выбрала проверенную десятилетиями стратегию пышной костюмной постановки, позволяющей особенно неискушенному зрителю получить послание композитора в том виде, в каком оно предписано либретто, не заглубляясь ни в недра подсознания, ни в перпендикулярные допуски и домыслы, предоставив все это на волю эрудиции публики. Впрочем, сегодня движение в сторону традиционного прочтения становится едва ли не ведущим, все более крепнущим трендом в ситуации, когда режиссерские деконструкции текстов привели к размыванию и утрате элементарных связей и смыслов, к потере языка. Артисты Челябинского оперного не скрывали радости от возможности поработать с режиссером из Петербурга, из Мариинского театра, не понаслышке знающего, что такое традиция. Но и Иркину Габитову повезло в городе металлургов с театром, где есть кому петь этот шедевр, которым по праву гордятся лишь лучшие театры мира. Достаточно сказать, что два вечера подряд в спектакле пришлось выступать одному и тому же тенору Алексею Пьянкову, а партия Ричарда принадлежит к вершинам тенорового репертуара и недаром была любимой у Лучано Паваротти, а сегодня ее эталонным исполнителем является польский тенор Петр Бечала.

Выпуск премьеры был сопряжен с распространенными сегодня сложностями, вызванными повышенной эпидемиологической обстановкой, последствий которой не удалось избежать и некоторым солистам. Поэтому выход многих на сцену был под стать геройскому поступку. За два вечера театру удалось показать двух солисток в партии Амелии. Сопрано Гузелья Шахматова при всем волнении, неизбежно корректирующим определенный процент успеха, мощным волевым усилием наделила свою героиню богатой оперной породой, вокальным лоском и благородством манер, стремлением преодолеть силы рока. У Натальи Быстрик супруга губернатора Бостона получилась более меланхоличной, уязвимой и обреченной. Ренато первого премьерного вечера достался дебютанту Андрею Меркульеву, получив в трактовке роли больше сдержанности, а во второй у Александра Сильвестрова он обрел иной размах и сокрушительную силу. Ульрики обоих составов – меццо-сопрано Дарья Аброскина и Екатерина Пыжова радовали вокально-драматической смелостью и куражом. Сцену с ней режиссер прописал с особым тщанием, показав ее могущество в придуманном эпизоде возвращения утопленницы к жизни, выведя ее и на финальной точке спектакля, как воплощение Судьбы, от которой не скрыться ни под какой маской. Паж Оскар, как и его господин, лихо блистал лирической колоратурой сопрано Екатерины Батуевой. Но кто оба вечера вызывал растущее восхищение, так это тот самый идеальный правитель, о котором мечтали во все времена, в бесстрашном исполнении тенора Алексея Пьянкова. У певца так удачно по-звездному сошлись и вокальный дар лучезарного голоса щедрой лирической природы, и артистизм, и психофизика, а потому слезы в момент его гибели на бале-маскараде от руки ревнивого друга были неизбежны. 

Челябинск - Санкт-Петербург