Уравнение с сотнями неизвестных и моральным успехом

Красоте человеческого тела посвящали художники прошлого века свои работы. Фото © Музей импрессионизма

Спустя чуть менее века после Выставки русского искусства, что художники самостийно устроили в Нью-Йорке в 1924 году, о ней было известно совсем немного. В Музее импрессионизма взялись заполнить эту лакуну, прежде всего восстановить хронологию событий и разыскать работы. Куратор Ольга Юркина пишет, что коллеги относились к затее чаще с непониманием («Как вам пришла в голову эта идея?», «И много вы уже нашли?»), но помогали чем могли, причем помогали специалисты со всего мира. Американская выставка вызывала немало вопросов, в смысле прибыли провалилась, зато стала крупнейшим показом отечественного искусства за границей – на ней экспонировали почти 1500 произведений. В проекте Музея импрессионизма «Другие берега. Русское искусство в Нью-Йорке. 1924» показано около 70 работ с той экспозиции, в спецпроекте «Гипотезы» – еще несколько, участие которых предполагают, в каталоге воспроизведено более 200 произведений.

Бородатый красномордый извозчик на фоне церковных маковок, стоя перед сугробом, машет шапкой в светлую даль. Афишу выставки сперва поручили делать Сомову, но образ не клеился: на эскизе девица в сарафане и съехавшем чуть набекрень веночке вылетает, как на крыльях ночи, из березовой рощи. «Нарисовал порядочную пошлость» (сочтя модель дурой), – резюмировал Сомов, и для плаката взяли кустодиевского «Извозчика». Поэтичностью русского лихача заокеанская публика, правда, проникнуться не смогла – не поняла, кто такой. Решила, что если не городовой, так Дед Мороз.

США признали СССР только в 1933-м, Выставку русского искусства 1924-го готовили сами художники, но государству должны были 10% прибыли (оно к «другим берегам» направило соглядатаев, которые в силу неопределенности статуса СССР ехали под видом сотрудников Красного Креста). В оргкомитет вошли Сергей Виноградов, Грабарь, Машков, тот же Сомов. Логика была коммерческая: помочь себе и коллегам по цеху, живущим в непростое историческое время, продать работы. И сделать это в Штатах, рассчитывая на то, что страна меньше пострадала в войну и «больше других государств сохранила покупательную способность художественных произведений». Цены художникам велено было выставить самим не стесняясь.

В итоге в залах одной из самых дорогих нью-йоркских коммерческих площадок, в Большом Центральном дворце, экспонировали около 1500 произведений, но каталог составили неряшливо: перевод художники делали сами, что вызывало неточности в названиях, биографические справки у участников спросить забыли и писали по памяти, наконец, иллюстраций в нем было 28. Коммерчески эпопея оказалась убыточной (итоговый дефицит – 15 тыс. долл.), самым большим успехом пользовались евангельские работы Поленова «Из жизни Христа»: из 13 продали 11, правда, 8 купил Чарльз Крейн, один из попечителей и спонсоров экспозиции, хорошо знавший Россию, где, в частности, в 1917-м он был как член Особой дипломатической миссии. Тем не менее Сергей Виноградов счел случившееся «оральным успехом.

Если вы ожидаете увидеть сейчас новейшее на момент 1924 года искусство, вас ждет разочарование. Судя по тому, что шаг за шагом удалось понять относительно состава работ, среди пальм и плетеной мебели помимо уже названных художников экспонировали Нестерова, братьев Васнецовых, Юона, Исаака Бродского, Голубкину, Коненкова, Сарьяна, Бориса Григорьева, Конашевича, Милашевского, Серебрякову, Василия Шухаева и менее известных сегодня художников вроде Семена Павлова, ученика того же Шухаева… Кончаловский и Лентулов были представлены сезаннизмом и кубофутуризмом, пережитыми бубновыми валетами в 1910-х, Ларионов – неопримитивизмом «Офицерского парикмахера» еще конца 1900-х (теперь его удалось привезти на выставку из венской Альбертины), и даже Чехонин представил не агитационный фарфор, а блюдо с томной «Грустью». Словом, непростое историческое время состав выставки обошло стороной, и, видимо, знаменитые, обращенные Гончаровой в 1922 году почти в абстрактный знак «Купальщицы» (они значились в «дополнительном списке экспонатов» – из Третьяковки триптих сейчас не привезли, но в каталоге репродуцировали) были там пределом смелости и новизны. Ни о каком, например, супрематизме речи не шло. Не только состав участников оказался разношерстным, но и качественный состав экспонатов. К примеру, Бакст, в Штатах вполне востребованный, предложил на выставку только «Охотницу», которая теперь удивляет даже не незавершенностью, а отсутствием фирменной басктовской изысканности.

О «Других берегах» музей задумался во время работы над выставкой Сергея Виноградова, то есть в начале пандемии, когда закрывали музеи и когда частные институции поддержки не получили. Директор Музея импрессионизма Юлия Петрова рассказывала, что в компенсации, связанной с вынужденным простоем, им тогда отказали, предоставив только отсрочки по налогам (см. «НГ» от 07.12.20). Что касается теперешней выставки, это не только вопрос денег (спонсоров нашли), а вопрос организации и поиска информации в период закрытия всего и по всему свету. Впрочем, сама экспозиция – вершина айсберга, и по большому счету не она сейчас главное. Важнее вышедший к ней каталог, который гораздо шире просто каталога. Там приведено в разы больше работ, отправленных в 1924-м в Нью-Йорк, есть фотографии американской экспозиции, а сама она – от проблем организации и реакции прессы до финансовых вопросов – проанализирована с привлечением архивных документов в статьях Ольги Юркиной и профессора Университета Южной Калифорнии Джона Боулта.

«Другие берега» вписываются в одну из (немногих) важных тенденций московского выставочного процесса последнего времени – проекты-исследования, проекты-реконструкции. Тут и огромный проект, вылившийся в выставку Третьяковки о Музее живописной культуры (см. «НГ» от 09.09.19), и камерная «Закрытая рыбная выставка. Реконструкция» в Центре Вознесенского (см. «НГ» от 09.11.20). В следующем году Музей импрессионизма примет на своей площадке выставку «Авангард. На телеге в XXI век» (ее уже показали в екатеринбургском Ельцин Центре и в Вятском художественном музее в Кирове), посвященную третьей передвижной художественной выставке, что была подготовлена для Вятской губернии в 1921 году, где и застряла почти на век.