"Пир" бессмысленный и беспощадный. Спектакль о поэтах-обэриутах в театре Романа Виктюка

Пушкин в этом спектакле все время спотыкается об Гоголя. Фото агентства «Москва»

Этой яркой и смелой работой Денис Азаров, новый художественный руководитель Театра Романа Виктюка, определенно задал высокую планку не только себе, но и всем столичным режиссерам. Главные герои здесь даже не сами обэриуты, а те поэтические смыслы, которыми они жонглировали так же мастерски, как цирковые актеры – шариками. Впрочем, первая часть как раз и есть цирк, местами кровавый, бессмысленный и беспощадный.

Из-за красного занавеса появляется конферансье с черными усами (Олег Исаев), в руках у него плеть. Смотрит загадочно, читает «Начало очень хорошего летнего дня». Вырисовывается привычная хармсовская катавасия: прокричал петух, Тимофей выскочил из окошка и напугал всех, крестьянин Харитон, хоть и сам не без греха, бросил в него камень, а в это время носатая баба била корытом своего ребенка. Вся эта симфония кажется весьма зловещей. И если пропел петух, значит, непременно жди предательства и катастрофы новозаветного масштаба.

Конферансье размахивает плетью, послушные клоуны выступают с номерами-случаями. Колоритнее всех выглядит сухощавая старушка с топором, который она, видимо, одолжила у Раскольникова. Недаром ее так выводит из себя навязчивое «тюк». Этим пользуется другой герой Хармса и никак не дает ей спокойно расколоть полено, произнося запретное слово в самый ответственный момент. Любая ситуация доводится до абсурда, и его предельная степень – смерть. Пушкин (Дмитрий Кондрашов) здесь по традиции спотыкается об Гоголя (Константин Авдеев), а Гоголь – об Пушкина, оба в ярости готовы друг друга поубивать даже без дуэли. Товарищ Машкин вырывает внутренности у товарища Кошкина. То, что происходит на этой арене, воспринимается как страшная метафора событий ХХ века. Конферансье-укротитель ведет себя жестоко, подобно вождю народов, а финальный фокус оборачивается кровавой расправой. Несчастную балерину (Мария Дудник) распиливают надвое, и адский театр закрывается, потому что всех его участников уже давно не на шутку тошнит прямо на зрителей.

Во второй части меняются декорации. Теперь на сцене редкие деревья, между ними спрятана дверь, которая ведет то ли в Нарнию, то ли за горизонт событий. На столе под скатертью почивает человек. Пушкин и Гоголь его будят, а дальше – почти как в идиллии Николая Васильевича: «Поднимается протяжно в белом саване мертвец». Писатели помогают ему одеться и прийти в себя. По коротким брюкам, кепке и клетчатым гольфам узнается Даниил Хармс (Дмитрий Бозин). Главная претензия поэта к миру оказывается очень простой: «Мне не нравится, что я смертен, мне жалко, что я неточен». Кроме него сюда попали Введенский, Олейников, Друскин, Заболоцкий, Липавский. Неподалеку гуляет маленькая балерина, которая теперь молчалива и грустна, хотя убийца-фокусник (Иван Никульча) готов носить ее на руках.

Азаров тонко выстраивает диалог между героями, находя переклички в произведениях, разговорах и записях разных авторов. И получается, что часто обэриуты размышляли об одном и том же. Например, в «Исследовании ужаса» Липавский говорит о мире, который создан случайно, по рассеянности, и тут же добавляет: «Я и есть мир. Но мир – это не я». Липавскому вторит Хармс, ужасаясь в одном из писем, что когда он потеряет все чувства, то и реальность исчезнет. Мир существует, если только человек может его ощущать и впускать в себя, а упорядочить хаотичное бытие помогает искусство. Но сейчас Хармс и его друзья совершенно точно находятся где-то не здесь, по ту сторону добра и зла.

Художник-постановщик Алексей Трегубов намекает, что герои очутились в сумрачном лесу. Теперь им «неоткуда выйти», и, в общем, никто не придет назад. Но сказать, что обэриуты пребывают в загробном мире, было бы неправильно. Скорее это мир смыслов – новое измерение, которое они создали в своей поэзии. Подобно античным мудрецам, поэты собираются за столом, чтобы пофилософствовать. Пушкин и Гоголь деловито подносят им блюда, и это не случайно. Кто же еще дал другим авторам столько пищи для размышления на несколько столетий вперед?

Путешествие «от этого к тому» обэриуты описывают детским стихотворением Введенского «Когда я вырасту большой». В нем ребенок уплывает на челноке к неведомым землям, путь ему освещает маяк. Но безмятежность вдруг разрушают выстрелы, и поэты один за другим падают на землю. Умереть дважды нельзя. Это призрак ужасов, свидетелями которого были Хармс и его друзья? Возможно, только вот охотников играют те же актеры, что и клоунов из первой части. Значит, все было только продолжением цирка? Если так, то в финале героям было бы логичнее снова совершить предательство, как предлагал Липавский, – и немедленно выпить. 

***

Интервью с Денисом Азаровым читайте в «НГ» 10 августа.