Досмотреть "Сны моего отца". О чем новый спектакль Егора Перегудова в РАМТе

Урод, Диджей, Ефрейтор – настоящих имен у героев спектакля нет, за исключением главного – Володи. Фото с сайта www.ramt.ru

Жанр постановки определен как «диорама безумия», и действительно, осмыслить ее крайне трудно. Тем более сам Егор Перегудов признается, что спектакль он создавал этюдным методом и для него самого здесь «остается очень много неизвестных». Зрители спектакля «Сны моего отца» в РАМТе находятся на сцене вместе с актерами, а те иногда спускаются в пустой зал, где в полутьме на креслах сидят картонные собаки.

Режиссер составил из рассказов современного писателя и математика Романа Михайлова психоделическую задачку, решать которую, может быть, и не нужно. За сюжетную основу он взял философскую сказку «Сны моего отца» – о том, как молодой человек приезжает в незнакомый город, чтобы впервые в жизни встретиться с отцом. Но спектакль видится одним сплошным сном как раз не отца, а главного героя Володи, чью роль блистательно играет Максим Керин. Чтобы это доказать, отсылаю сразу к финалу, где Володя читает стихотворение Бориса Рыжего «А иногда отец мне говорил...». Казалось бы, при чем здесь лирика поэта рабочих окраин Урала, который повесился в 26 лет, и эзотерически изощренная проза Михайлова? Долгий монолог Рыжего, обращенный к подурневшей с годами возлюбленной, помог режиссеру привести свою постановку к законченной мысли. Ответ – в одной строке: «И снов моих ты больше не хозяйка. Я за отца досматриваю сны…» В случае с Володей это не просто сны, а кошмары, которые его отец забирал у людей.

Эту фантастическую реальность населяют люди-голуби, или, как они названы в программке, «люди тайн»: случайные прохожие или призраки прошлого в легких плащах склоняют голову набок, хлопают руками, будто крыльями, разгоняют друг друга, сражаясь за невидимые семечки на асфальте. Образы человека и птицы сцепились в подсознании главного героя Володи. Случайно или нет – вопрос. У Михайлова в сказке есть фрагмент, где Володя рассказывает о своих любимых снах. И самое прекрасное для него – ощущать, что он летит, а пространство остается внизу. Герой мечтает слиться с небом, и лучше всего его понимают птицы: «Они кружатся близко к тайне, близко к свободе. И песни там чудесные поются, исцеляющие».

В постановке тоже есть песня – вернее, колыбельная-вокализ, написанная Сергеем Филипповым. Женский голос будто укачивает Володю, провожая в бессвязный мир сна, где его знакомый Урод (Денис Шведов) теряет лицо на балконе, когда дует сильный ветер, а он сам вместе с другом детства Диджеем (Дмитрий Кривощапов) едет в глухомань разыскивать деревянную посуду, чтобы потом Урод продал ее на аукционе: в Нью-Йорке ее будут готовы купить за любые деньги, потому что для людей это символ, который соединяет их с вечностью. В общем, с девизом «ложки нужны как связь с вечностью» Володя, подобно Иванушке-дурачку, отправляется по неведомым дорожкам на деревню к дедушке в поисках антиквариата. Он попадет в странное место, где Контуженый (Олег Зима) заставит его поверить в то, что сейчас идет война, а потом Ефрейтор (Александр Гришин) убедит, что тот просто сумасшедший и они живут в мирное время. Затем все снова перевернется, и герои так и не узнают правды.

Во время спектакля зрители катаются на поворотном круге. Художник Владимир Арефьев выстроил сценографию так, что мы постоянно как будто оказываемся в одном и том же месте. Это квартира то ли отца, то ли самого Володи, где он живет с отчимом и матерью. Нищенская кухня с мебелью из 90-х годов, короткие фразы, написанные фломастером на стенах и больше подходящие для статусов во «ВКонтакте» («Господи, не дай мне стать концептуалистом»), выцветший диван. Мистическую атмосферу в убогом жилье создает художник по свету Андрей Абрамов, показывая, что все эти полеты происходят не наяву, а во сне. И хотя Володя разговаривает с отцом (Владимир Василенко), мы понимаем, что он ему только привиделся. Возможно, его уже и нет в живых. Однажды Володе приснилось, как будто они прощались в самом красивом месте на земле, где зеленое поле уходит в бесконечность. «Я видел его глаза до самого конца, до того, как он слился с небом и покоем», – говорит сын. И теперь досматривать сны за своего отца – единственный способ стать к нему ближе.