Иван Кудряшов увел театр в супрематизм, а абстракцию – в космос

«Супрематизм. Общая схема росписи зрительного зала 1-го Советского театра в Оренбурге» – самая известная работа Ивана Кудряшова. Фото агентства «Москва»

«Школа Малевича. Большое влияние левого искусства, от которого ему труден переход к реальной форме» – это «вердикт» из протокола заседания Комиссии по перерегистрации членов МОССХ 1938 года. Как «формалист» Иван Кудряшов (1896–1972) был исключен из Московского отделения Союза художников и лишен возможности выставлять работы, следующие 31 год его искусство станет практически затворником в доме Военторга, где он жил. Там в конце 1950-х его открыли для себя и для коллекционера Георгия Костаки художники Владимир Немухин и Лидия Мастеркова. Теперешняя ретроспектива в Новой Третьяковке рассказывает о 15-летних исследованиях, проведенных кураторами Ириной Прониной и Игорем Смекаловым. На ней удалось объединить более 300 экспонатов, включая архивные материалы, из Узбекистана, России, Греции и Франции.

Схема росписи зрительного зала 1-го Советского театра в Оренбурге начала 1920-х годов – самая известная работа Кудряшова, непременно репродуцируемая в книгах об авангарде (помимо каталога к выставке издано исследование Игоря Смекалова об этой оренбургской работе). Супрематизм с непременным красным акцентом торжествует здесь на занавесе, в каждом ярусе, на потолке. Это главный супрематический проект самого художника и главный в плане выхода в архитектуру проект Уновиса (Кудряшов организовал оренбургский филиал общества «Утвердители нового искусства»). В Третьяковке его впервые реконструировали в виде объемной конструкции: космическое парение супрематизма в статичной оболочке производит сильное впечатление. Реализовать проект Кудряшову не дали. Тогда, в 1921-м, газета «Коммунар» отозвалась на него в духе «нечто в виде зрительской галлюцинации». Зато в 1923-м схему повезли на Первую русскую художественную выставку в амстердамский Стеделийк-музеум. В собрание ГТГ она перешла из коллекции Костаки в 1977 году.

Ученик Малевича (к которому перешел от голуборозовца Павла Кузнецова) и Певзнера, Кудряшов в 1920-м уехал в Оренбург, где нес новое искусство в массы, став инструктором местных Государственных свободных художественных мастерских и руководителем класса живописи. В 1920-х он начал разрабатывать в искусстве эстетику космизма, вступил в Общество станковистов (ОСТ). В войну, будучи призванным в армию, служил надзирателем в тюрьме НКВД в Подмосковье и заболел туберкулезом. Уже в оттепельное время Кудряшов в очередной раз безуспешно просил восстановить членство в МОСХ… Аллюзией на вынужденное «время внутренней эмиграции», как называет довольно замкнутую жизнь Кудряшова в доме Военторга Ирина Пронина, и одновременно на лабораторный характер его творчества архитекторы выставки Кирилл Асс и Надежда Корбут сделали притворенные створки окон. То ли мы пытаемся заглянуть в мастерскую, то ли находимся внутри, отгороженные от мира.

Наследие художника разделено между четырьмя странами. Огромный корпус произведений попал в знаменитый нукусский Музей искусств Каракалпакстана благодаря его легендарному основателю Игорю Савицкому. Помимо Костаки, чье собрание было разделено между Москвой и Салониками, другая важная часть работ художника хранится в Центре Помпиду. Ирина Пронина рассказывает, что скорее всего это произошло после выставки 1970-го в парижской галерее Жана Шовлена: по-видимому, передача работ в музей была одним из условий, на которых «боязливый Кудряшов» согласился на выставку. Имя Кудряшова на слуху, но прежде цельного образа художника не складывалось, говорила куратор. В ходе исследований открылся пласт неизвестных работ.

Охватывающую период с 1918 по 1970 год ретроспективу строят вокруг двух основных, между собой у Кудряшова переплетенных, тем. Супрематизм, путь к которому лежал через кубизм, – и космизм; они помещены в контекст работ современников и открывших художника Немухина и Мастерковой. Супрематический этаж с космическим соединяет «Автопортрет» 1932 года, пример кудряшовского обращения к фигуративной живописи, но отнюдь не пример перехода на рельсы реализма. В колористически лаконичной картине он ищет светоносности цвета и вообще сам образ дает, кажется, через поиск – это вглядывающийся, ждущий, опять же ищущий чего-то художник. Тот самый лабораторный «темперамент» его искусства кураторы показывают тоже через поиск: сходные мотивы он мог методично развивать во множестве рисунков.

Космос как предчувствие в работах 1920-х и как утверждение в 1960-х (интересно, что в цикле рисунков с космонавтом он, давно отвернувшийся от супрематизма, похоже, вспоминает как раз его, когда уходит от простого, натуралистичного контурного рисунка) – самая завораживающая здесь часть помимо супрематического театра. В «Конструкциях прямолинейного движения», в «Траектории полета Земли вокруг Солнца», в «Свечении (Люминесценции)» Кудряшов фактически до неразделимости сближает абстрактную живопись с размышлениями о космосе (они здесь не иллюстрация к каким-нибудь теориям, а скорее энергия). То есть о пространстве, движении и свете. Холсты поражают светоносностью лессировочной живописи, заставляя вспомнить и лучизм Ларионова (еще в 1913-м Кудряшов был вдохновлен ларионовским новым направлением на выставке «Мишень»), и электроорганизм Редько.

На вопрос «НГ», был ли Кудряшов с Редько знаком, Ирина Пронина ответила, что «документальных свидетельств нет». Когда речь идет о светоносности и глубине цвета, это объясняется словами Кудряшова, что нужно писать с рембрандтовской глубиной. «Большая глубинность Рембрандта становится бесконечной сферой в современной живописи пространства, свет там и здесь – генеральное формулирующее начало», – писал художник в 1925 году. Игорь Смекалов говорит: «Складывается впечатление, что они были в курсе работы друг друга, но при кажущейся даже теоретической близости друг от друга оказываются достаточно дистанцированы. Не случайно Кудряшов работал в ОСТе, которому по задачам своего искусства не соответствовал, но отстаивал идеи станковизма, и они его удерживали в этом объединении. Но думаю, что отвлеченность искусства Кудряшова противостояла тенденции к натуралистическому толкованию, которая в определенный момент проявилась у Редько. Хотя это самая тонкая дистанция, вопрос, который надо еще долго обдумывать. Когда я читаю тексты Редько, понимаю, что они с Кудряшовым, казалось бы, очень близки. Но подтверждений связей между ними нет».