От императора до самозванца. В Музеях Кремля вспоминают эпоху Лжедмитрия

Одна из линий выставки – религиозная жизнь правителей. Фото агентства «Москва»

Продолжая посвященный государям Средневековья выставочный цикл, в котором уже были показы об Иване III (2007), Иване Грозном (2013) и Борисе Годунове (2016), Музеи Московского Кремля теперь вспоминают о Смутном времени и том, что ему предшествовало. «Закат династии. Последние Рюриковичи. Лжедмитрий» – проект двухчастный, предметы собирали по десяти российским и европейским музеям, поскольку памятников, связанных с последними Рюриковичами, в царской сокровищнице сохранилось мало. В Одностолпной палате Патриаршего дворца объединили экспонаты, связанные с жизнью правителей XVI века, а в выставочном зале Успенской звонницы речь идет о Лжедмитрии I.

Известен облик Лжедмитрия, но не то, кем он был. Возможно, настоящего его имени мы никогда не узнаем. Сам он называл себя императором, история запомнила его самозванцем. Появившийся в Польше в 1603 году, через 12 лет после убийства царевича Дмитрия, Лжедмитрий I предстает, в частности, на медалях и на выполненной в Аугсбурге Лукасом Килианом гравюре. Он крепкий молодой человек с крупным носом и бородавкой. По свидетельствам современников, «желт лицом, смугловат, обладал большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это подметить».

Сохранились даже части доспеха Лжедмитрия. На них помещено изображение Большой печати Ивана Грозного (свою Лжедмитрий заказать, по-видимому, не успел: в силу его императорских амбиций на ней нужно было зафиксировать этот новый титул). Как пишет в каталоге сокуратор выставки Юрий Зыбалов (проект они готовили с Сергеем Орленко), применение печати в декоративном убранстве было редкостью и в данном случае «лучше всего подходило для манифестации… законности власти». Довольно удивительно, что изготовлены доспехи нового и не вполне легитимного правителя были в оружейной мастерской замка Сфорца в Милане. На просьбу прокомментировать этот факт Сергей Орленко ответил, что «точного ответа не даст никто. Безусловно, это был заказ, сделанный у лучших оружейников Европы либо самим Лжедмитрием, либо, возможно, для него. Может быть, польским королем или тестем, сандомирским воеводой Юрием Мнишеком. Сомневаюсь, что в историю этого доспеха когда-нибудь будет внесена полная ясность. В зале экспонируются наручи, оплечье и набедренники, а кираса хранится в Чикагском институте искусств. Он был разъят на части, но трудно сказать, когда это произошло. Эти (хранящиеся в Военно-историческом музее Петербурга и экспонируемые сейчас. – «НГ») части были приобретены, если не ошибаюсь, в XIX веке у одного антиквара в Париже, и только потом доспех идентифицировали как принадлежавший Лжедмитрию – по печатям Ивана Грозного».

Что касается этой Большой государственной печати, ею скрепляли международные документы – за 11 месяцев правления Лжедмитрия таковых подписано не было. Католик, в качестве повседневной одежды предпочитавший польский гусарский костюм, Лжедмитрий грезил созданием первого в России университета и освобождением Константинополя от турок. Он помиловал заговорщика Василия Шуйского, чтобы показать великодушие, и велел вынести тело Бориса Годунова из усыпальницы в Архангельском соборе, чтобы стереть память о нем. О коротком правлении Лжедмитрия известно не так много, поскольку львиная доля документов утрачена.

И придворная жизнь монархов XVI века, и чехарда претендентов на власть эпохи Лжедмитрия здесь предстают собранием предметов (архитекторы Агния Стерлигова и Елена Рассадина лейтмотивом второй части выбрали частокол), среди которых есть, например, небольшие – мерные – иконы. Считается, что обычай создавать такие иконы (в меру роста) с образом святого покровителя прижился после 1554 года, когда у Ивана Грозного родился сын Иван. Покровителем царевича Дмитрия был Димитрий Солунский, и эта икона на выставке тоже есть. Здесь показывают религиозные предметы, оружие, парсуны (не только как историческое свидетельство, дающее хотя бы приблизительное представление об облике, скажем, Михаила Скопина-Шуйского, но и как пример развития живописи на пути от исключительно религиозной к светской), портреты, ювелирной выделки корабли (кубки и декоративное украшение на стол), аналогичные тем, что польский король Сигизмунд III дарил на свадьбу Лжедмитрию и Марине Мнишек. И, разумеется, регалии, в том числе скипетр и держава, впервые введенные в церемониал при венчании на царство Лжедмитрия.

Отдельной строкой идут документы, от «расспросной речи», зафиксированной во время расследования гибели царевича, до Жалованной грамоты Лжедмитрия I сандомирскому воеводе Юрию Мнишеку на половину Смоленской и Северской земель и польскому королю Сигизмунду III на другую половину. Тут, конечно, жалеешь, что прочесть их неспециалист не может, а расшифровка не дана: эпоху хочется услышать от первого лица.

«Отсутствие кровных родственников по мужской линии угасшего рода Калитичей стало результатом всей династической политики московских самовластцев, начиная от великого князя Ивана III и кончая его внуком царем Иваном IV», – пишет в каталоге заместитель гендиректора Музеев Кремля по научной работе Андрей Баталов о событиях, последовавших за гибелью царевича Дмитрия и царя Федора Иоанновича. Нынешняя выставка – о кризисе власти в том числе. Вещный мир – комментатор времени, видеть эти предметы важно, но без подробных каталожных статей кураторов и Баталова понять их связи с развитием сюжета о Смуте иногда непросто.