Дарья Курдюкова
«Грибы русского авангарда» – галлюцинация утопии. Фото агентства «Москва»
Концептуалисты, участники группы «Коллективные действия», но все-таки довольно сильно от «КД» отличные, Елена Елагина и Игорь Макаревич – одни из любимых художников. Ретроспективу «Обратный отсчет», занявшую оба корпуса Московского музея современного искусства на Гоголевском, сделала давно с ними работающая галерист, один из самых ярких кураторов Москвы Елена Селина. Художники и куратор ведут зрителя от поздних работ к ранним, говоря с ним о мифах, большой истории и утопиях, маленьком человеке и навязчивых идеях, одиночестве, сопрягая традицию с современностью, иронизируя над культурными клише. Это одна из лучших нынешних выставок современного искусства. Жаль, тех самых зрителей в залах в будний день – всего несколько человек.
То ли к «Пагану», то ли к космизму. Оказавшись возле фигуры заиндевелого орла (изначально он был частью проекта «Жизнь на снегу»), зритель сам решает, в какую сторону идти. То ли по направлению к «Грибам русского авангарда» (истории, стартовавшей проектом «Паган»), где башня Татлина, архитектоны Малевича, коринфская капитель и гипсовые спортсмены оказываются накрепко, как галлюцинация, сцеплены с мухоморами-поганками. То ли к русским космистам Федорову и Циолковскому. Эта ретроспектива бежит прямолинейной хронологии, и первый, 1990 года, совместный проект Елены Елагиной и Игоря Макаревича – полная абсурдистского юмора «реконструкция» советской «Закрытой рыбной выставки» – здесь оказывается в середине пути. Выставка строится вокруг внутренних взаимосвязей проектов и развития идей – мифы, утопии, мистицизм, выдуманные персонажи, эскапизм.
В этом смысле проект развивается по принципу кругов на воде, и недаром, в какую бы сторону ни пошел посетитель, он сперва попадет в круг, среду. Это может быть круг самый широкий – архивные снимки художников и их друзей, фотографии с вернисажей, карточки из детства, круговорот жизни (и выводящая из этого круга смерть: пленка хранит облик тех, кого уже нет). Или круг группы «КД». Входя в разные сообщества, Елагина–Макаревич всегда остаются собой и как бы особняком – по значимости в их творчестве историй, литературного начала, по вниманию к визуальному образу и тщательной сделанности проектов в самых разных техниках – категории, которые в целом концептуализм часто отставлял на второй план. При этом мысленно здесь простроены и «маршруты» развития общих для концептуализма «сюжетов» и мотивов – картина-объект, слово как часть изображения, персонаж и его соотношение с автором, а еще – шкафы, ящики, с которыми у разных московских концептуалистов связаны свои вопросы и ответы.
Они из тех художников, кто балансирует между иронией и пронзительностью, никогда не скатываясь в пафос. Потому «Тяжесть бытия» Макаревича – это ящик с восковой маской-портретом, цепью, коробкой шоколадных конфет и номером «1», а «Высшее-адское» Елагиной – чемоданчик, где с саркастичной прямолинейностью обозначено на голубом плюше – «высшее», на черном фоне и малиновым атласом – «адское». Их искусство замешено на иронии относительно каких бы то ни было утопий и поднятых на щит идей. Эта ирония живет порой в монументальных формах (Макаревич и Елагина удивительно чувствуют и организуют пространство). С другой стороны, в этих монументальных формах не скрадывается тихая, спокойная авторская интонация.
Орлы, высшие силы разума космического порядка, греза о переустройстве мира авангардом, пятиконечная звезда и избушка, биолог Ольга Лепешинская и Буратино существуют в одной вселенной, не противореча друг другу. Они – часть мифа. Потому Буратино, изначально появившись в совместном проекте «Жизнь на снегу» в 1994-м, потом был развит Макаревичем в персонажа-повесу, который то проступает – опять же как галлюцинация – сквозь картинки авангарда, то кочует по классической истории искусства, то вдруг трансформируется в Homo lignum, деревянного человека в маске с длинным носом. Это Николай Борисов, по определению художника, «маленький человек, который работает бухгалтером на деревообрабатывающем комбинате, живет пришибленной жизнью советского человека». Его расщепленное сознание одержимо идеей одеревенения, одним из символов которого становится, с одной стороны, череп с носом (застывшая между жизнью и смертью трансформация), а с другой – последняя по времени в этом проекте инсталляция «История шкафа» (2014), связанная с «Историей глаза» Жоржа Батая. Найденный шкаф делается в некотором смысле квинтэссенцией одеревенения и раздвоенности: это и тайник, и нужник, и место перверсий, и в конце концов гильотина. Символы агрессии, жестокости, подавления, будь то гильотина или орел, то и дело появляются в работах Макаревича и Елагиной, они выглядят не страшно – буднично, но всегда напоминают об опасности слепой одержимости какой бы то ни было идеей.
А человек... Он в конце концов остается с миром, с его абсурдом один на один. Инсталляцию «Мироздание» с тесным кубом-комнатой, круглое оконце которой открывает пустой письменный стол, с кубом, окруженным вешалками со старой – ничьей – сиротливой одеждой, с кубом, за которым застыла вроде как карта звездного неба, а над ней уснули часы, – можно рассматривать, в частности, как разработку темы русского космизма, а можно – как пронзительный выход на экзистенциальный уровень вообще.
комментарии(0)