Искусство с винтом. В Третьяковке прочертили историю кинетизма от авангарда до наших дней

Кинетизм – от истоков до XXI века. Фото агентства «Москва»

«Лаборатория Будущего. Кинетическое искусство в России» – проект, год назад показанный в петербургском «Манеже» и теперь в расширенном формате – около 400 экспонатов из разных коллекций – открывшийся в Западном крыле Новой Третьяковки. Кинетизм взят гораздо шире рамок, зафиксированных в книгах по истории искусства, и, по словам куратора Юлии Аксеновой, этот проект экспериментальный. Многое она и ее команда делали «на ассоциативном уровне», и, наверное, здесь «можно найти много спорных ходов», но главное, что «фактически это первое обобщение» по теме.

Год назад на этой же площадке Третьяковка устроила выставку-бродилку «Русская сказка. От Васнецова до сих пор» (см. «НГ» от 26.02.20) – проект, заявленный для семейного просмотра, но получившийся скорее аттракционом для детей, поскольку сами произведения остались в плену общей зрелищности. Нынешний кинетизм как искусство, балансирующее на грани научного эксперимента и кунштюка, в этом смысле можно считать «работой над ошибками». Кинетизм прочно занял свою нишу в развитии мировой культуры, и вместе с тем мало какая выставка вызывает столько детских реакций у некоторых взрослых. Работы буквально живут в трех измерениях, вращением и оптическими иллюзиями как бы преодолевают собственные физические границы, звучат, подмигивают лампочками. Наконец, смело отвоевывают пространство, не довольствуясь привычными подиумами и стенами-выгородками, но иной раз нависая над головами зрителей.

Большой показ кинетизма в Москве прошел в 2018-м, когда «Гараж» представил московскую вариацию сделанного с Варшавским музеем современного искусства проекта «Трансатлантическая альтернатива. Кинетическое искусство и оп-арт в Восточной Европе и Латинской Америке в 1950–1970-е» (см. «НГ» от 21.03.18), и понятно, что, к примеру, без главных отечественных «кинетов» – группы «Движение» – там было не обойтись.

Сейчас акценты, конечно, расставлены иначе, в фокусе – идея движения и переменчивости что объектов, что их восприятия именно в отечественном искусстве начиная с авангарда. «Отчего люди не летают так, как птицы?» – говорила у Островского Катерина, в ГТГ начинают показ самым знаменитым, пусть и утопическим проектом, что мог бы стать «ответом» и на этот вопрос: реконструкцией «Летатлина». Неподалеку от него – Цветовые таблицы, сделанные Михаилом Матюшиным и Марией Эндер к появившемуся в 1932-м матюшинскому «Справочнику по цвету» – пособию по психологическому и физиологическому восприятию цвета.

Восприятие в кинетизме вообще встает во главу угла, отсюда и любимые им (и роднящие его отчасти как раз с оп-артом) оптические иллюзии, и сопряжение цвета со светом, и цвета с линейными структурами (корни которого сейчас уводят даже в эскизы тканей Варвары Степановой), и сопряжение конструкции со звуком (в том числе в знаменитых самонапряженных колоколах Вячеслава Колейчука: вообще у него и у Франциско Инфанте-Арана, довольно быстро отделившихся от группы «Движение» классиков кинетизма, в Третьяковке, что логично, сложились отдельные большие блоки работ) и много чего другого. Отсюда же эксперименты по восприятию звука в работах Андрея Смирнова. Отсюда же выход кинетизма в жизнь (тоже, к слову, роднящий его с амбициями авангарда) и даже в космос, как, например, в проектах создания релаксационных зон для космонавтов, в начале 1970-х выполненных Августом Ланиным.

В «Лаборатории Будущего» есть «подотделы»: «Лаборатория зрения», «Лаборатория искусствометрии», «Лаборатория среды» и «Лаборатория синестезии», но сами организаторы признают, что такое деление весьма условно. Да и не очень принципиально в этой огромной панораме.

В том, что касается современной части материала (последних лет 30), при ощущении некоторой натяжки с помещением сюда части работ (особенно живописи), она важна обращением к новым медиа, с одной стороны, и иронией – с другой. В век интернета Дмитрий Морозов (::vtol::) показывает «прототип метаинтеллекта» Zoltan – агрегат, печатающий чеки с футурологическими прогнозами на все случаи жизни. А Платон Инфанте делает медитативную инсталляцию «Траектория», заставляя бесконечно падать в некую бездну палочки. Фокус в том, что те, которые падают, – фикция видеомонитора, а те, о которые они ударяются, – вполне себе физическая данность.

Ирония и самоирония искусству, особенно такому искусству, головному и вместе с тем – с винтом, всегда к лицу. И если хрестоматийно известную работу Колейчука «Три стакана», где на вращающемся металлическом диске стоит граненый стакан, а иллюзия еще двух создана гравировкой и оптическим трюком, – так вот если этот кунштюк можно вообразить шутливым ответом классической работе концептуалиста Джозефа Кошута «Один и три стула», то «Кинетический объект из серии Rotating Images» Алексея Шульгина, где старинные картинки подпрыгивают в рамках, будто их тащит по разбитой дороге обоз, – в нынешнем контексте воспринимается иронией относительно кинетизма.