В Театре имени Маяковского состоялась премьера спектакля по пьесе Томаса Бернхарда "На покой"

За фасадом комедии – жуткая история человеческого падения. Фото с сайта www.mayakovsky.ru

Режиссер Миндаугас Карбаускис поставил на сцене Театра имени Маяковского сложную психологическую драму о фашизме, которую иронично озаглавил «Семейный альбом». В этом спектакле всего три действующих лица: бывший заместитель коменданта в концлагере, а ныне почтенный судья Рудольф и его две сестры – Вера и Клара. Отравляя друг другу и без того унылое существование, сами герои неоднократно с грустью подчеркивают, что играют комедию, где роли уже заранее распределены.

Тиран Рудольф (Михаил Филиппов) тоскует по фашистскому режиму и раз в году, на день рождения своего кумира рейхсфюрера Гиммлера, надевает форму эсэсовца. Вера (Евгения Симонова), хранительница домашнего очага и одновременно надзиратель, сожительствует с братом, потакает любым его прихотям и морально издевается над младшей сестрой. Будучи школьницей, Клара (Галина Беляева) стала жертвой бомбежки и оказалась на всю жизнь прикованной к инвалидному креслу. Она знает, что за внешностью благородных интеллигентных родственников скрывается уродливая животная натура, но не может покинуть стены этого мрачного дома и вынуждена терпеть унижения.

Если бы в течение спектакля не прозвучало ни одного слова, то мало бы что изменилось, потому что конфликт раскрывается отнюдь не через монологи. Костюмы Марии Даниловой отражают характеры и мироощущение каждого героя. Одетая в легкую голубую блузу без единой складки Вера аккуратна до мозга костей. Она долго гладит судейскую мантию Рудольфа, часто и нервно опрыскивая ее из пульверизатора. Женщина с нетерпением ждет, когда брат выйдет на пенсию и будет все время проводить в стенах этой комнаты. Затем она любовно приводит в порядок форму эсэсовца и грубую полосатую робу – последняя предназначена для Клары, узницы собственной семьи. Пьяный Рудольф будет представлять младшую сестру на месте своих бывших заключенных и вожделенно наводить дуло пистолета на ее бледный лоб. Он неимоверно устал скрывать свои убеждения и пресытился юридической службой, об этом говорит его мятая рубашка – на работе он все время лениво откидывается на спинку стула. Только облачившись в военную форму, фашист воодушевленно выпрямляется.

Постановка Карбаускиса завораживает искусством жеста и поэтикой художественной детали. Вера щепетильна донельзя. Даже когда она пьет воду, то брезгливо смотрит, не осталось ли где-то на одежде капелек, что выдает в ней боязнь запятнать свою репутацию. Так же аккуратно она ест конфету и сразу моет липкие кончики пальцев. Клара занимает себя чтением газет и книг или штопает носки, делая вид, что не слышит обращенных к ней ядовитых реплик. Это единственный способ спрятаться от мира, из которого для колясочницы нет выхода. Но сестра то и дело вырывает корзинку у нее из рук и забирает очки, заставляя вернуться в скверную реальность.

Вера и Рудольф переставляют с места на место вазу с букетом нежных азалий – таких же хрупких, как бедная Клара: сестру они тоже могут без труда передвинуть в другой конец комнаты, развернуть лицом к стене или вовсе увезти с глаз долой – ведь в их доме она не более чем декоративный предмет. Недаром Клара практически ничего не говорит и только неподвижно смотрит на родных. Женщина лишь изредка высказывает все, что думает, но понимает, что слова бесполезны. «На ее молчании вся комедия и держится», – едко замечает Вера.

Сценограф Сергей Бархин создает пространство, которое в пьесе одновременно служит и жилым помещением, и камерой психологических пыток. Когда окна занавешивают плотными темными шторами, в комнате начинают происходить чудовищные вещи. Вера достает из тайника семейную реликвию – завернутый в синюю ткань альбом, где под одним переплетом хранятся фотографии родителей главных героев и жертв концлагеря: Рудольф с нежностью вспоминает, как 30 лет назад он расстреливал невинных людей, делая «важное» государственное дело.

Обезумевший мужчина забывает, что перед ним Клара, его собственная сестра, и в порыве гнева хочет ее убить. Фашизм в пьесе показан не как идеология, внушенная людям сверху, но как проявление низменной, животной природы в человеке, который обретает власть над более слабым и получает наслаждение, зная, что может абсолютно безнаказанно издеваться над беспомощной жертвой.