Вероника Словохотова
Роль героини исполняют восемь актрис. Фото с сайта театра
На сцене Студии театрального искусства не одна Старуха, а целых восемь – компания перекочевала в спектакль из хармсовских «Случаев». Согнувшись в три погибели, они ковыляют в траурно-комической процессии, а потом по очереди вываливаются из окна. Только последняя оказывается умнее прочих – та самая, которая вскоре так усложнит жизнь главному герою. Абсурд?
Режиссер Сергей Женовач заранее подсказывает нам трактовку произведения, определяя его жанр как «нелогическое течение мыслей». Гений давно минувших дней (Никита Исаченков) сидит на полу и прислушивается к голосам в своей голове, держа в руках чистые листы бумаги. То, что происходит в квартире, только плод больного воображения. Семеро одинаково одетых юношей и есть его неупорядоченные мысли. Вернее, это вариации одной и той же мысли, повторенной с разной интонацией. От случайной идеи, как от брошенного в воду камня, в потоке сознания расходятся круги. Юноши не похожи ни характерами, ни внешностью. Высокий стройный запевала (Лев Коткин) создает образ романтического поэта, а полноватый простак (Андрей Шибаршин) всегда самым последним подхватывает избитую реплику и радостно выдает ее за оригинальную. «Надо писать», – думает гений, всматриваясь в оконный проем.
Мысли с трепетом замирают, ожидая неизвестно чего. В эту томительную минуту убогая холодная коммуналка озаряется мягкими золотыми лучами: так художник по свету Дамир Исмагилов показывает, что гений предвкушает вдохновенный труд. Робкое стаккато фортепиано (композитор Григорий Гоберник) отсчитывает секунды и заставляет сосредоточиться еще сильнее: «Я смотрел по сторонам, и мне казалось, что вот сейчас что-то случится…» Герой не знает, должен ли он написать целое художественное произведение или же одно-единственное слово. Напряжение растет… Но ничего не случается. Если знать, откуда заимствован этот фрагмент, многое становится понятным. Женовач вмонтировал в текст «Старухи» черновик одного из писем Хармса, где раскрывается значение сквозного для прозы абсурдиста образа. На стенах своей комнаты Даниил рисовал оконные рамы в память о первой жене Эстер: «Я называл ее окном, сквозь которое я смотрю на небо и вижу звезду. А звезду я называл раем, но очень далеким». Сожалея о расставании с любимой, писатель не может уснуть, и в голову ему лезут бредовые идеи.
Мысли по-прежнему толпятся у окна. Гений решает сочинить рассказ о чудотворце. Фабула рождается на одном дыхании, двойники подхватывают и смакуют каждую фразу, но вдруг вдохновение иссякает – и дальше процесс не идет. Работе мешает из ниоткуда возникшая Старуха (Александр Медведев): как черный паук, это странное существо раскинулось на полу посреди комнаты. Она вроде бы умерла, но не совсем, потому что при любых попытках героя от нее избавиться эта «сволочь» возвращается на прежнее место.
Если юноши всего лишь фантазия гения, то и Старуха не исключение: она является точно такой же мыслью, только более абсурдной и невероятно прилипчивой. Именно она не дает писателю вернуться к рассказу о чудотворце и привести к себе в квартиру даму, которая, кстати, в постановке Женовача тоже многолика: образ девушки поселяется в сознании очарованного героя, но его опять вытесняет Старуха, – оказывается, ее нельзя просто так взять и выбросить в окно из собственной головы.
Он мечтает остаться у новой знакомой на две-три ночи, и в его воображении разыгрывается изумительная сцена свидания на подоконнике. Гений с невозмутимостью эпического повествователя обещает своей возлюбленной (Дарья Муреева) постучать в окно: «…я войду в твой дом, и ты узнаешь меня. И я войду в тебя, и никто, кроме тебя, не увидит и не узнает меня». Благодаря вставным фрагментам из других произведений Хармса женские и мужские образы в спектакле обретают многогранность. В сниженно бытовых тонах на фоне коммуналки разворачивается сюжет Песни Песней, где вместо вина и яблок в распоряжении у героев имеются сардельки, водка и черный хлеб. Но советский Соломон вынужден покинуть прекрасную даму, дабы не напугать ее покойной Старухой, которая на самом деле очень беспокойна.
Лаконичные декорации стали настоящей находкой художника Александра Боровского: панели с оконными проемами служат смысловым центром всего спектакля. Разговаривая с собственными мыслями, гений замечает, что из окна способны выпадать не только старухи, но и «тонкая серенькая человеческая душа». Окно метафорически ассоциируется у него с любимой женщиной, благодаря которой ему открывается красота этого мира. В тоске о чем-то высоком его поэтическая душа стремится к звездам. Писатель ждет озарения, но литературную идиллию портит навязчивая неказистая идея с печальными глазами. От нестерпимой досады ему только и остается, что запихнуть ее в желтый чемодан и увезти в Лахту.
комментарии(0)