Нижегородцев познакомили со сложной музыкой в посткарантинной реальности

Одна из звезд фестиваля – оперная певица Надежда Павлова из Перми.  Фото предоставлено организаторами фестиваля

Привычный многим продвинутым регионам статус международного фестиваля музыки (вспомним Дягилевский фестиваль в Перми, екатеринбургский фестиваль «Евразия» или специализирующийся на современной музыке казанский фестиваль СONCORDIA имени Губайдуллиной) означает как минимум привлечение высокопрофессионального оркестра, именитых солистов, но прежде всего тщательно собранную и представленную в специальном буклете программу. Нижегородской «Стрелке» в этом смысле есть куда расти. Пока этот фестиваль даже не автономен: в прошлом – дебютном – году он проводился в рамках форума «Производительность 360», на который съехались губернаторы разных субъектов Российской Федерации, в нынешнем – культурно сопроводил объемную конференцию цифровиков.

Конференция проходила в главном доме Нижегородской ярмарки. До того как это здание возвели в 1890 году, ярмарка около 400 лет уже была крупнейшей по товарообороту и занимаемой территории – потому средокрестье торговых маршрутов между Европой и Азией и называли «карманом России». Прогрессу конца ХIХ века тут было где разгуляться: провели и электричество, и железную дорогу, а над многорелигиозным ландшафтом из синагог, мечетей и православных часовен вознесся Александро-Невский храм. На его задах, там, где Ока встречается с Волгой, и случилась первая «Стрелка», для которой на берегу выставили конструкцию из двух реконструированных пакгаузов Владимира Шухова – «русского Эйфеля», изобретателя гиперболоидных (Шуховская башня в Москве) и сетчато-металлических оболочек промышленного назначения. Спустя восемь десятков лет после советской консервации Главного ярмарочного дома (в нем располагался «Детский мир»), а затем и неведомо где найденных пакгаузов, нижний – ярмарочный – берег города будто ожил, знаменуя, в частности фестивалем «Стрелка», новейшую фазу встречи прошлого с будущим.

Перенос второго фестиваля в нижегородский Театр драмы, с открытого пространства в закрытый интерьер, вполне объясним посткарантинной реальностью. Роспотребнадзор неоднократно пересогласовывал рассадку непосредственно в день открытия. Так что приветственная выдача черных масок и перчаток на входе была предсказуемо-неизбежной. Команда вежливых волонтеров в таких же масках немногим уступала числу гостей, на первый взгляд состоявших из местного чиновничества, впрочем, разбавленного симпатичными малоофициальными представителями местного бизнеса. Оперное гала с участием пермской звезды Надежды Павловой (в образах Констанцы – «Похищение из сераля», Джильды – «Риголетто» и Людмилы – «Руслан и Людмила»), петербурженки с пермским прошлым – Дарьи Телятниковой (с ариями Керубино – «Свадьба Фигаро», Розины – «Севильский цирюльник», романсом Полины – «Пиковая дама»), а также солиста Большого театра Дмитрия Ульянова (после Базилио и его знаменитой арии «С клеветой» из «Севильского» спел арию Филиппа – «Дон Карлос» и песню Варлаама – «Борис Годунов») подпортил выход участницы двух юношеских конкурсов Чайковского (аж в двух номинациях – «скрипка» и «фортепиано»). Инструменталистку-универсала Марину Андрееву с четвертой же ноты в скрипичной Фантазии Сарасате на тему оперы «Кармен» хотелось попросить со сцены чеховской репликой: «Позвольте вам выйти вон» (реплика была актуальна и на следующий вечер, где мимо многих клавиш музыкантша играла студенческий Фортепианный концерт Галины Уствольской).

К слову, за факт знакомства с этим насквозь пронизанным интонациями Шостаковича ранним опусом его единственной ученицы (впоследствии – ярой оппонентки) «Стрелку» надо все же поблагодарить. Как и за попытку умеренного до робости просветительства во второй вечер, который предшествовал дню рождения мэтра советской музыки. Любопытно было слушать, как симметрично влиянию на ученицу сам Шостакович в своем студенческом Скерцо вовсю оперирует интонационно-оркестровыми моделями Чайковского и Мусоргского (отдельное спасибо петербургскому дирижеру Федору Ледневу), еще любопытнее было угадывать за фасадом Камерной симфонии № 4 Моисея Вайнберга очертания последней, Девятой симфонии Брукнера.

Расскажи об этом так и не написанный буклет, слушание сочинений было бы еще более осмысленным. К слову, второй концерт из сплошь незаигранных, хоть и не самых трудных, произведений ХХ века позволил в тестовом порядке распознать запрос нижегородцев на новое и неизвестное. Но, видимо, нигде, кроме «Стрелки», им этого не предлагают (или не рекламируют должным образом). И никто, включая нижегородскую консерваторию, малозаметный в российском контексте оперный театр и никуда, кроме фестиваля Сахарова, не высовывающийся оркестр местной филармонии, похоже, не догадывается, что музыка – это не только ноты, но и связь прошлого с будущим; что оркестр – это не только способность попасть в такт, но и свобода исполнителей, не боящихся звука собственных инструментов; и, наконец, что фестиваль – это не только быстро реализованные договоренности с местной губернаторской службой, московским представительством фирмы Yamaha, доставившей свой рояль, но труд души и сердца, который отложится в памяти долгим художественным послевкусием. В конце концов нижегородское купечество позапрошлого века не зря возводило в центре ярмарки, как писал беллетрист Боборыкин, «деревянную хоромину» театра; выдающийся и нестяжательный казанский антрепренер Петр Медведев не зря привозил новейшие оперы европейских композиторов, а главный дирижер некогда славной Нижегородской филармонии Израиль Гусман не зря выигрывал со своим оркестром Всероссийские смотры оркестров. 

Нижний Новгород