Дарья Курдюкова
«Маленькие души» Кристиана Болтански.
Фото со страницы Еврейского музея и центра толерантности в Facebook
75 лет назад был освобожден Освенцим. «(Не) время для любви. Истории влюбленных, переживших Холокост» – выставка, где фрагменты дневников, мемуаров и книг, выпущенных за последние 20 лет родственниками свидетелей Шоа, помещены рядом с произведениями искусства современных художников – от Сигалит Ландау до Кристиана Болтански. Это 11 историй влюбленных, прошедших через разные концентрационные лагеря. Куратор Катя Крылова говорит в том числе о роли современного музея в сохранении пространства памяти. И это – «выставка не о любви, она о Холокосте, каким его помнят влюбленные».
Лале и Гита; Ханнелора и Дик; Эдит, Пепи и Вернер; Рошель и Джек; Паула, Исраэль и Миля; Исадора и Йошуа; Маня и Мейер; Женя и Лейзер; Розалия и Уильям; Инге и Шмуэль; Реня и Зига – в 10 из выбранных куратором 11 историй людям удалось спастись. 18-летняя Реня Шпигель и ее родители были расстреляны 30 июля 1942 года, фашисты нашли их по анонимному доносу. Ее дневник сохранил Зига Шварцер.
Как и на прошлой выставке музея ко Дню памяти жертв Холокоста, как и на любой подобной выставке, художественные произведения тут только ремарка на полях. Которая должна «звучать» максимально нейтрально, что здесь и сделано. «(Не) время для любви» – выставка для чтения, разумеется, далеко выходящая за собственные рамки через ссылки на книги, из которых фрагменты взяты. Цитаты про влюбленность, боязнь любви в концлагере, насилие, умерщвление детей, попытки спастись воспоминаниями о прошлом, мечты о будущем или мечты о смерти, про то, как из окна поезда виден город, в котором не осталось ничего от прежней жизни и в котором люди делают вид, будто ничего не произошло.
Визуальный ряд составлен из пар работ, все они – лаконичные, абстрагированные от конкретики метафоры. Здесь объединены и израильские, и европейские художники – от родившейся в 1916-м в Будапеште Эстер Шёнфельд, которая прошла через несколько концентрационных лагерей, до родившегося в 1993-м в Эдинбурге и работающего в Лондоне Уильяма Фойла.
В самом начале рядом оказываются объекты двух израильских художников – «Надежда» Сигалит Ландау и «Забвение III» Рами Атера. «Надежда» – веревка, которая была погружена в Мертвое море и обросла кристаллами соли. Соль амбивалентна, одновременно это то, что бередит раны, и то, что консервирует. Как пишут в музее, в данном случае это «метафора исцеления плавного перехода от черного к белому, от траура к светлой памяти, от смерти к свадьбе». Однако двойственность трактовки сохраняется, и сама скрученная веревка может считываться не только как символ спасения, но и как удавка. «Забвение» – деформированный, скрученный наподобие ленты Мёбуиса железный жгут, местами с длинными царапинами, будто бы кто-то за еще не остывшее железо хватался руками.
Рони Ланда делает натюрморты, по-новому обращаясь к старинной традиции классических натюрмортов vanitas, когда vanitas из «суеты сует» и предостережения memento mori становится памятью и постоянным напоминанием о смерти уже совсем в другом смысле. Ее разрезанные пополам яблоки показывают красное мясное нутро, ее белая лилия из полимерной глины становится знаком застывшего времени и вечной хрупкости. Мира Майлор, внучка переживших Холокост, показывает «Концепцию дома 2». Дом – это тонкий стеклянный каркас, эфемерный «контур», стоящий на железной плите с постоянной угрозой быть разбитым нависающей сверху другой такой же плитой.
Кристиан Болтански всю жизнь работает с темой памяти и с памятью о Холокосте (отец Болтански, одесский еврей, переехавший в Париж, в годы войны должен был прятаться под полом квартиры), он привез в Москву одну из версий работы Animitas. Название переводится как «Маленькие души», они – колокольчики, закрепленные на стержнях и тихо звенящие на ветру посреди белого пейзажа. «(Не) время для любви» – это сопротивление любви в условиях катастрофы. И – сопротивление любви, любовью, не знающей «правильного» времени, этим условиям.
комментарии(0)