Пушкин – наше все, и, может быть, не только в России

Марита Филлипс и Константин Боярский отмечают, что к "Пушкину" проявили интерес и в США. Фото Даниила Кочеткова

В Московском театре «Новая Опера» 20 декабря состоится третий премьерный спектакль оперы «Пушкин», написанной прапраправнучкой поэта англичанкой Маритой Филлипс (автор либретто) и ведущим альтистом оркестра Королевского оперного театра Ковент-Гарден композитором Константином Боярским. В канун своего приезда в Москву на представление «Пушкина» они дали по телефону интервью Евгению Верлину, специально для «Независимой газеты».

-  Марита, что вас подвигло написать либретто «Пушкин»?

М.Ф.: Любопытство. Мое дальнее родство с поэтом предопределило его. И еще меня подвигло на это то обстоятельство, что Пушкин настолько важен для русских людей, при этом эта важность совершенно отлична от того, как относятся к своим поэтам другие народы, например, мы в Англии к Шекспиру. И это очень интересно. Меня всегда интересовала психология творческих личностей. И Пушкин в этом отношении особенно интересен, потому что его жизнь была настолько сложна и трудна, а он ее еще более усложнял. И, конечно, сам Пушкин как личность вызывает восхищение. Я хотела понять человека, стоящего за мифом. Моя работа над этим либретто превратилось для меня в удивительное путешествие, в ходе которого я совершила множество открытий.

– Пять стихотворений Александра Сергеевича в «Пушкине» декламируют или, будучи положенными на музыку, исполняют оперные солисты. А в самом начале либретто у вас прозвучали завершающие строки запрещенной тогда оды «Вольность»:

И днесь учитесь, о цари:

Ни наказанья, ни награды,

Ни кров темниц, ни алтари

Не верные для вас ограды.

Склонитесь первые главой

Под сень надёжную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой.

Почему вы начали либретто именно с этих строк?

-  Пушкина отправили в ссылку именно за оду «Вольность». Написанное в ней как бы задает нарратив оперы, в которой отражена борьба между двумя главными героями – всесильным царем и бессмертным поэтом. Приведенная цитата предваряет первую сцену: по возвращении из ссылки Пушкин попадает на аудиенцию к царю, озабоченному стремлением завоевать «любовь народа». Эти строки из оды Пушкина я вложила в уста цыганке, и ее же словами, когда она проклинает царя и предсказывает падение Дома Романовых, опера заканчивается. И, конечно, разное отношение к понятию «свобода» создает большое напряжение между поэтом и всесильным царем.

– В  воображаемый разговор поэта с самодержцем в уста последнему вы вкладываете такие слова:

Ты будешь моим голосом,

Голосом новой России,

Твой гений будет на службе государства,

И ты свободный, свободный человек.

Вы вписали эти строки в либретто, значит ли, что вы верите, что эта сцена близка к реальности?

М.Ф.: Искусству присуще придавать больший масштаб реальности, дабы исследовать все более и более глубинные идеи. Пушкин – яркая личность с хорошо документированной биографией, однако эта опера – не биография. В действительности Николай имел разговор с ним и решил простить Пушкина, предоставив ему «свободу». Можно представить, что царь хотел сделать Пушкина полезным для себя при условии, что его талант будет послушен царской воле. Важно помнить, эти слова в опере не декламируют, а поют.   И это большая разница.

– Вы также вложили в уста Пушкина, когда он общается с друзьями, слова: «Царь – мой друг, он назначил меня Министром Перемен». Можно ли представить себе, что какой-то английский поэт мог бы «примерить» на себя схожую роль в то же самое время или раньше? То есть возможно ли представить нечто похожее на подобный спор поэта с монархом в Великобритании?

М.Ф.: Везде в мире, где есть власть, всегда существует напряжение между ней и художником, ибо между ними идет битва за умы людей. В Англии великого поэта и драматурга Кристофера Марло, вероятно, убили из-за его причастности к придворной политике, а Шекспир и другие весьма осторожно подходили к отображению в своем творчестве могущественных монархов своего времени.

Исторические факты являются основой пьесы, но они должны быть изложены драматическим языком и использованы писателем, чтобы выразить то, о чем эти факты в понимании писателя свидетельствовали. Так, например, сделал Пушкин в «Борисе Годунове» и в «Моцарте и Сальери».

Я хотела уловить сущность Пушкина, дух его характера. Он был импульсивным, неуважительным, наделенным чувством юмора, и, вполне возможно, бравировал  своей дружбой с царем.

Но есть стороны личности Пушкина и его жизни, которые остаются вневременными и универсальными. Особенно важно для меня показать на его примере, насколько творцы остаются верными своему внутреннему естеству и насколько это сопряжено с борьбой, порой неосознанной.

– Какова была реакция британской публики в июле прошлого года, когда «Пушкин» был впервые показан в Саррее?

М.Ф.: Публика испытала огромный восторг, и даже, я думаю, удивление. Зрители в Великобритании часто восхищаются или интересуются современными операми, но они не ожидают, что сама музыка их эмоционально захлестнет. Большинство людей в Великобритании знают о Пушкине только через оперы, основанные на его произведениях. В Grange Park Opera они были очарованы им самим, и, насколько мне известно, после показа нашей оперы продажи книг его поэзии и о его жизни увеличились. Они были также очень впечатлены труппой «Новой Оперой» – мастерством оркестра, хора и солистов. Кстати, роль Пушкина исполнял британский тенор Питер Аути. Самый большой комплимент он получил, когда некоторые русские среди зрителей восприняли его как русского!

– А вы, Константин, как восприняли реакцию английской публики?

К.Б.: Оба представления получились аншлаговыми, причем на второй спектакль 12 июля некоторые зрители, побывавшие накануне на первом, вернулись снова, но мест уже не было, так что многие слушали стоя.

Многие зрители говорили, что были очень тронуты эмоциональным содержанием музыки, а такое сегодня не часто встречается применительно к современной музыке, которая больше отталкивается от интеллектуальной основы с ее языком формул и «музыкоалгоритмов».  И еще один приятный момент: по завершении обоих спектаклей зрители аплодировали стоя.

– А кто-то из музыкальных авторитетов Британии оценил ваше произведение?

К.Б.: За процессом работы над «Пушкиным» внимательно следил мой шеф здесь, музыкальный директор Королевского оперного театра Ковент-Гарден сэр Антонио Паппано. Он был свидетелем трансформации моей музыки к спектаклю по ходу работы над ней, и когда я ему уже преподнес законченный вариант, сэр Паппано сказал: «Вот сейчас это настоящая опера».

Также мне очень помог своими ценными указаниями по поводу оперной «кухни» британский композитор Марк-Антони Тёрнедж, с которым у нас было пару сессий, спасибо Королевскому театру за их спонсирование и организацию.

И еще мы получили массу позитивных отзывов от британской прессы после этих двух «английских» спектаклей в июле 2018 года.

– Я дважды смотрел и слушал «Пушкина». На меня, как, кстати, и на ряд знакомых музыкальных критиков и экспертов, сама постановка и, конечно, ваша музыка произвели огромное впечатление.  Что нужно, на ваш взгляд, сделать, чтобы превратить эту постановку в мировой хит?

- Мне кажется, просто нужно, чтобы ее больше разных зрителей в России и за рубежом слушали. Если ее так же будут принимать, как на премьере в Англии и потом в июне этого года в Москве, то она,   надеюсь, еще много раз доставит слушателям радость (а, может быть, иногда и печаль), а также тот калейдоскоп эмоций Пушкинского времени, который мы с Маритой по ходу создания оперы испытывали и попытались искренне передать слушателям.

Хочу в этой связи вспомнить одно место из оперы – Интермеццо, которым открывается Эпилог. Я его дописал уже после того, как вся опера была написана, и вот как это получилось. У меня в жизни был один из тяжелейших моментов, когда 10 сентября 2017 года в московском хосписе №1 ушел мой лучший друг, Артем Долецкий, 39 лет, прекрасный кардиолог. Мы подружились, когда мне было 2,5 года, а ему полтора: семьи наши дружили. После того, как моя семья уехала из России, мы почти каждый год встречались, а с появлением сотовых телефонов и социальных сетей вообще общались практически ежедневно.

В тот день я как зомби шатался по Москве, не знал, куда себя деть, но потом позвонил одному из своих старых педагогов – Юрию Башмету, сказал, что у меня, можно сказать, брат умер. Юрий Абрамович меня сразу пригласил на спектакль, который шел в тот же вечер, это был «Маленький принц» Сент-Экзепюри. Константин Хабенский там играл главную роль, а музыкальное сопровождение обеспечивал ансамбль Башмета «Солисты Москвы», который среди прочего играл Адажиетто из Пятой симфонии Малера – мое самое любимое произведение.  И тогда, по приезду в Лондон, я сходу написал эту небольшую вставку в оперу в форме Интермеццо – суть одна: жизнь противостоит смерти.

– «Пушкин – наше все», – говорят в России. Надеетесь ли Вы, что это высказывание распространится и на ваше с Маритой произведение?

К.Б.: Конечно, очень надеюсь!  Могу лишь сказать, что для меня лично Пушкин – это мое все.  Что мне помогало писать музыку, так это именно мое личное соприкосновение с гением Пушкина еще в возрасте пяти-шести лет. И к тому же я ровно в 37 лет познакомился с Маритой, с написанным ею либретто и вот тогда попытался вникнуть в суть внутренних переживаний поэта и попытался представить, что он чувствовал все эти годы перед дуэлью.

– Какие театры, компании, постановщики проявили к «Пушкину» интерес в последние месяцы?

К.Б.:  Вообще-то, об этом проекте уже знают во многих театрах мира.

Например, в Лондоне «Пушкина» у меня дома прослушивал музыкальный директор Михайловского театра Александр Ведерников. Так что очень надеюсь, что «Пушкина» можно будет познакомить и с петербургской публикой.

Французско-израильский дирижер Даниэл Орен, а также обладатель звания лучшего оперного дирижера 2018 года (Best Opera Conductor of the year 2018) от World Opera Awards немецкий маэстро Марк Альбрехт тоже послушали «Пушкина».

– И?

К.Б.: И хотя два этих выдающихся мастера имеют разные музыкальные «корни», оба они сошлись во мнении, что это настоящая, современная лирическая опера, которая имеет возможность привлечь больше аудиенции и развеять некоторые стереотипы и предубеждения относительно написанных в наше время опер, порой ужасающих и отталкивающих слушателей своей математической структурой, бесконечными формулами и «интеллектуальной какофонией».

И мне особенно радостно, что к «Пушкину» проявили интерес в США. Во-первых, сам Пласидо Доминго (а он ведь директор Лос-Анжелеской оперы) принял нашу оперу к рассмотрению, а еще раньше, в процессе работы над оперой, познакомился с моей музыкой дирижер Оперы Сан Франсиско Никола Луизотти, который потом был на премьере в Саррее. Будучи в Вашингтоне, сэр Антонио Паппано рекомендовал рассмотреть проект известнейшему режиссеру Франческе Замбелло.