Гении без злодейства

Дирижер Стефано Монтанари умеет добиваться воплощения своих задумок. Фото Лилии Ольховой

Миф о завистнике Сальери, отравившем гениального Моцарта, невероятно живуч, по крайней мере в России, хотя заимствовали мы его 200 лет назад из Германии: великий Пушкин, а вслед за ним Римский-Корсаков приложили к этому руку основательно, наделив историю и философской глубиной, и художественной выразительностью. Несмотря ни на какие опровержения и свидетельства современников о прекрасных отношениях двух композиторов, а также целое судебное расследование, состоявшееся в Милане 200 лет спустя и признавшее итальянского маэстро полностью невиновным и безвинно оговоренным, миф здравствует и поныне. Имя бедного итальянца стало нарицательным и вспоминаемым главным образом в связи с именем Моцарта.

Ну, коли так, то лучше эту спайку не беспрестанно опровергать, а использовать – во благо искусства же. Так и поступили в московском зале «Зарядье», озаглавив одну из программ одноименно c пушкинской маленькой трагедией – «Моцарт и Сальери». Естественно, без всякого намека на злодейство, а лишь желая дать возможность услышать сочинения двух современников-коллег, чьи имена стали своего рода мемами. Моцарт звучит и у нас, и по всему миру много и регулярно, Сальери только недавно благодаря буму на барочную музыку и персонально усилиям таких музыкантов, как, например, Чечилия Бартоли, стал выходить из музыкального забвения. Поэтому во многом его музыка – новация для Москвы.

Драматургия концерта была выстроена по типу «венских академий» – публичных концертов в тогдашней столице Священной Римской империи германской нации: как правило, они открывались и завершались симфониями, между которыми располагалась прихотливая череда арий, ансамблей и концертов. Выбранные музыкантами – участниками концерта произведения для «реконструкции» «венской академии» в Москве все родом из 1770–1780-х годов венского периода в творчестве обоих композиторов.

Открыла вечер наипопулярнейшая 40-я симфония Моцарта, контрастом к которой прозвучал экспрессивный мотет Сальери «Fremat tirannus». Во втором отделении соотношение было прямо противоположным: вокальные сочинения Моцарта (речитатив и рондо «Mia speranza adorata» и ария «Et incarnates est» из до-минорной мессы) обрамляли инструментальный концерт Сальери для хаммер-клавира и оркестра. Знакомый до боли Моцарт и незнакомый по большей части Сальери ожидаемо оказались детьми одной эпохи – не расстававшейся с прихотливым изяществом барокко, но все же стремившейся к классической ясности мысли и формы, к искреннему и непафосному излиянию чувств. И конечно, избранные сочинения итальянского автора не воспринимались как второсортные, неизбежно уступающие опусам австрийского визави: богатый выразительной мелодикой мотет и полный изобретательности музыкальной мысли концерт доставили истинное наслаждение любителям прекраснейшего из искусств, в них чувствовалась композиторская зрелость и феноменальное мастерство, превосходное владение палитрой красок и всеми выразительными средствами, имеющимися в распоряжении мастера.

Донести красоту опусов венских композиторов взялся московский оркестр «Пратум интегрум» Павла Сербина – ансамбль единомышленников-аутентистов. В его исполнении хитовая 40-я удивляла новизной звучания – матовым, шершавым звуком, неясным, словно затуманенным-засурдиненным строем, слишком тихими вступлениями и недостаточно твердыми атаками, весьма умеренной динамикой, высветлением неведомых ранее просто непрослышиваемых в традиционных оркестрах подголосков, мелодических линий. Зато невероятно органичен коллектив был в аккомпанементе вокалу, но в особенности – изящному хаммерклавиру виртуозки Ольги Пащенко, инструменту кокетливому и утонченному. Театральная манера вести коллектив, присущая итальянскому маэстро Стефано Монтанари, известной долей эпатажности напоминала о вычурной барочной эстетике, однако на качестве исполнения это никак не сказалось – дирижер имеет свои интерпретационные задумки и умеет добиться их воплощения.

Вокальной звездой вечера стала белорусское сопрано с петербургским образованием и лауреатством престижнейшего конкурса в Кардиффе (того самого, который когда-то открыл миру Дмитрия Хворостовского) Надежда Кучер. И мотет Сальери, и арии Моцарта были исполнены ею виртуозно и очень музыкально: тончайшие оттенки, ювелирная нюансировка, свободное владение колоратурой и верхним регистром – все буквально пленяло и очаровывало в пении Кучер. Ее легкое лирико-колоратурное сопрано умеет быть настойчивым и сочным, экспрессивным до ярости, но поистине невероятно притягательны в ее пении краски другие – нежность, утонченность, изящество, пластичность, а внешний облик скромницы и простушки, но держащейся с достоинством и неизменным уважением к публике, импонирует пришедшим в зал, изрядно утомленным блеском иных, слишком яростных в своей эпатажности звезд.