Кипрская пленница против царицы Карфагена

Дидона (Анна Горячева) – сильная и бескомпромиссная, но страдающая женщина. Фото с официального сайта Большого театра

«Дидона и Эней» – копродукция с фестивалем во французском Экс-ан-Провансе, в последнее время совершившем некую экспансию в Россию. Это уже третий спектакль, не считая гастролей и масштабной программы кинопоказов и трансляций, которую с помпой открывал интендант Бернар Фоккруль, который попадает в московские театры, вслед за «Альциной» Генделя (Большой театр) и «Похождениями повесы» Стравинского (Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко).

Режиссер Венсан Уге, в прошлом – ассистент Патриса Шеро – обращается не к трагичному финалу жизни Дидоны, а к ее прошлому, показывая, сколь трагична была история этой сильной и бескомпромиссной женщины. Одновременно он затрагивает тему, находящуюся на острие для сегодняшней Европы и даже мира – тему беженцев, ада, от которого они бегут, – и ада, в который превращается жизнь европейцев. На одной чаше – утонувшие дети, чьи тела были выброшены на берег, на другой – погибшие аборигены: семья сицилийцев, помогавших обитателям близлежащего лагеря беженцев, была убита, не говоря уже о десятках жертв терактов в Германии и других странах. И еще один мотив – борьба женщин за свои права, движение, крепнущее из года в год: одна из последних новостей – самая молодая женщина – премьер-министр, только что выбранная в Финляндии.

Чтобы объяснить коллизию оперы, или, точнее, собственного сценария, Уге вводит в спектакль пролог, текст для которого написала французская писательница Мейлис де Керангаль. В нем от лица антагониста (Уге вводит роль Женщины с Кипра, которую исполняет артистка студии Soundrama Сэсэг Хапсасова) повествуется о пленницах, которым надлежало родить первое поколение жителей Карфагена. Киприотка описывает предательство Дидоны, пообещавшей покровительство, но бросившей женщин на растерзание мужчинам. Мстительницы, которые у Перселла представляли нечистую силу (очень выразительный образ предводительницы создала солистка Новой оперы Гаяне Бабаджанян), образовали клан и сплели заговор, жертвой которого стала гордая и несчастная царица. Дидона ведь – тоже беженка, хотя и преуспела как государственница, по Уге (и по свидетельствам историков) отказалась от личного счастья и посвятила жизнь служению народу. А союз Дидоны и Энея  (баритон Жак Имбрэйло) – красивая выдумка Вергилия, подарившего неприступной царице надежду, а англичанам XVII века и их потомкам – одну из самых трогательных в истории оперы партитур.

Спектакль Уге, к сожалению, не производит должного эффекта и скорее намечает темы, чем раскрывает их. Пролог, хотя и длится добрых 20 минут, далек по драматургической и драматической силе от эксперимента режиссера Питера Селларса, превратившего перселловскую же «Королеву индейцев» в масштабный спектакль о трагедии первого поколения американцев. Здесь это скорее – куцый довесок, призванный добавить спектаклю хронометраж (исключая утерянные фрагменты, опера длится один час) и наметить интригу. Сценография Орели Маэстра весьма статична – всю сцену перегораживает каменная стена с приметами карфагенской архитектуры, в результате задействованы только авансцена и верхний ярус, условно – уровень Дидоны, который в финале занимает ее народ, наблюдающий сверху за одиноко умирающей царицей. Понятно, что эта сценография была создана для фестивального спектакля: в Экс-ан-Провансе открытая сцена, но в условиях театра она очень обедняет постановку. Еще один момент – размытость костюмов: банда заговорщиц не выделяется (наверное, формально это правильно, чего бы им отличаться от соотечественников, но с точки зрения театральной сомнительно), как и не отличить в толпе подданных Энея. Все это создает впечатление семистейджа, полусценической версии с заявленной, пусть любопытной, но не раскрытой концепцией, нежели полноценного спектакля.

Впрочем, как было отмечено выше, уже сам факт регулярного звучания музыки Перселла, чувственной и возвышенной, оставляет на заднем плане пожелания к спектаклю, тем более в достойном исполнении. Оркестр под управлением англичанина Кристофера Мулдса звучал на премьере несколько агрессивно, хотя в условиях народного восстания на сцене это оправданно, все-таки история о людях и поступках, а не о богах. Дидона у Анны Горячевой, нашей соотечественницы, сделавшей европейскую карьеру прежде всего с барочным репертуаром, страдающая женщина, в смерти даже некрасивая – в финальное ламенто они с дирижером (вопреки традиции некоторого приподнятого над бренным миром исполнения) включают интонации боли, крика. А хор скорбящих коринфян звучит с балкона как раз ангельски, словно душа преданной царицы обретает покой на небесах.