Памяти беспокойного философа

Фото из архива автора

Мы были знакомы лет 50. И Юрий Борисович много рассказывал мне о себе.

«Я прожил трудную, но счастливую жизнь, – рассказывал Борев. – Детство прошло в Харькове, тогда столице Украины. Жил в доме «красной профессуры», играл во дворе с такими же «профессорскими» детьми.

Когда мне было пять-шесть лет, мы с приятелями задумали воскресить Ленина. Каждый отвечал за что-то: сын профессора Шахрая – за сердце; сын профессора Винокурова… не помню, за что; мне (поскольку моя мама была глазным врачом) поручили зрение, глаза; а Вася, сын дворника, отвечал за ноги, чтоб Ленин мог ходить. Мы тайно собирались на чердаке, рисовали секретную стенгазету про Ленина. Не помню, почему у нас ничего не вышло с воскрешением вождя…

Конечно, в доме ночами забирали кого-нибудь.

Папа, можно сказать, бежал из-под расстрела. Как? Он отдыхал в санатории в Крыму – для партийного начальства (папа заведовал кафедрой в Харьковском университете, возглавлял «Партиздат» Украины). В столовой его соседом (сидел за соседним столиком) оказался Николай Бухарин, недавно женившийся на Анне Лариной. Николаю Ивановичу вместе с завтраком приносили кипу газет, он просматривал, что-то комментировал для молодой жены…   И вдруг изменился в лице, даже не стал завтракать…

Они с женой вышли из столовой. Бухарин вызвал машину и уехал.

Было самое начало декабря 1934-го – в Ленинграде убили Кирова! Бухарин всё понял.

Но мой папа-то в громадной партийной махине был всего лишь маленьким винтиком. Он тоже, конечно, узнал про убийство Кирова, но у него оставалась еще неделя отдыха, чего ему торопиться в Харьков?..

Папа отдохнул, вернулся домой, утром пошел в университет. А никто с ним не здоровается, некоторые, завидев, даже переходят на другую сторону. И в университете, на кафедре, все шарахаются от него. Даже самый близкий папин друг уставился на него, как на приведение: «Борыс, хиба ж тэбе ще не замацали?» То есть не загребли, не взяли, не арестовали?

Оказывается, сразу после убийства Кирова в университете созвали партийное собрание и исключили из рядов ВКП(б) 32 профессора (в том числе отца). 30 исключенных уже расстреляли. Понятно, почему коллеги смотрели на него, как на прокаженного.

А пока папа был в санатории, не только убили Кирова, но еще столицу Украины перевели из Харькова в Киев. Папа помчался туда.

Звонит в ЦК КП(б)У. Никто не хочет его слушать. Но был один такой Горелик (курировал все издательства республики), а в то время среди партийцев было поветрие: менять фамилии на что-нибудь революционное или иностранное, так тот Горелик стал именоваться Килерог (то есть Горелик наоборот, зато звучит по-иностранному). Он хорошо относился к папе, они были на «ты».

Вот с ним папе удалось встретиться. И Горелик-Килерог дал мудрый совет: «Не рыпайся! В Харьков не возвращайся. Исчезни. Мотай в какую-нибудь дыру, забудь про свое профессорство, начинай сначала».

Папа поступил еще мудрее: поехал в Москву, устроился в арбитраж (у него было и юридическое образование) и работал. В 37-м году вызвал к себе нас из Харькова, жилье мы снимали в Кунцеве. Конечно, мама сожгла все папины книги по национальному вопросу (я потом нашел их в Библиотеке Конгресса США: три папиных книги, семнадцать своих, одну книгу сына). А после смерти Сталина (1953) мы вернулись на Украину.

Когда я подрос, папа сказал: «Никогда не вступай в партию, но будь советским человеком». Таким я и стал – беспартийным и советским».

Юрия Борисовича отпевали 3 августа 2019-го. Отпевали его в малом храме Ваганьковского кладбища: уныло, гнусаво, равнодушно.

Опустили гроб в могилу.

Потом все, кто пришел проститься с Боревым (родные, друзья, коллеги, ученики), поехали в ЦДЛ и там помянули Юрия Борисовича. Это было очень искренне, интересно, весело. Оказывается, у него 12 детей, внуки и даже один правнук - присутствовал симпатичный мальчишка, сын старшего сына Юрия Борисовича. Одна из дочерей, Ольга (красивая, молодая, живет в Нью-Йорке), спела любимую песню Борева – «Бесаме мучо» (под музыку, прекрасная аранжировка, и спела, по-моему, замечательно).

Много-много всего интересного-хорошего про Борева рассказывали и ни разу не прозвучали слова «покойник», «покойный» – пустые слова, их и произнести-то, как наподдать ногой пустую консервную банку.

Нет, Юрий Борисович Борев был очень даже беспокойный человек – живой, горячий, ироничный, влюбчивый, радостный. Не удивлюсь, если он и ТАМ доставит много веселых и мудрых хлопот Тому, Кто этот мир сотворил.