Каменная чувственность Бернини

Бернини хвастал, что сделал мрамор «пластичным, как воск». Кадр из фильма

В римской Галерее Боргезе, хранящей выдающуюся коллекцию работ архитектора и скульптора Джованни Лоренцо Бернини, в конце 2017 – начале 2018 года прошла его ретроспектива. Ее, как теперь принято с большими выставками, называли событием: скульптуру трудно и затратно перемещать, а произведения олицетворяющего эпоху барокко Бернини из самой галереи, кстати, и вовсе не вывозят. По большому счету фильм Франческо Инверницци, появившийся в 2018-м и только сейчас вышедший в прокат в России, посвящен той выставке и скульптуре Бернини в Галерее Боргезе, что располагается на вилле первого берниниевского покровителя кардинала Шипионе Боргезе.

В фильме не говорится о Бернини-архитекторе, которому Вечный город во многом обязан своим барочным обликом. Чтобы восполнить архитектурную и биографическую лакуны кинокартины, тем более что и в жизни Бернини случались абсолютно барочные по накалу страстей перипетии, кинопоказы предваряет лекция сотрудника Третьяковской галереи Марии Разгулиной – о мастере, работавшем (беспрецедентный случай) при девяти папах, о Бернини-архитекторе и его соперничестве с другим важнейшим представителем барокко – Франческо Борромини; о Бернини-живописце и даже о Бернини как человеке театра; наконец, о Бернини-ревнивце.

Премьера фильма состоялась в рамках Летнего фестиваля фильмов об искусстве, организованного в сотрудничестве с CoolConnections, и, по словам куратора кинопрограмм Третьяковки Максима Павлова, это редкий случай, когда героем показа оказался не живописец. Эта линия получит продолжение: в августовской программе будут фильмы об Антонио Канова и Андреа Палладио. Кроме того, в музее 24 августа, в Ночь кино, откроются еще три киноплощадки в Новой Третьяковке (два постоянных кинозала и летний кинотеатр, который будет работать до конца октября).

Что касается полуторачасового фильма Инверницци, в нем главных героев фактически два – скульптуры и директор Галереи Боргезе Анна Колива, которая их комментирует (что интересно), а когда не говорит, то с многозначительным видом рассматривает произведения. Иногда, впрочем, в кадре появляются другие искусствоведы или за кадром слышны озвученные сентенции Бернини. Многозначительное разглядывание, пример которого тут подает Колива, выглядит лишней режиссерской затеей и фильму ни к чему: главное его достоинство – как раз в «заражении» смотрением и в операторской работе. Размеренный, даже медленный ритм ленты кого-то может разочаровать (некоторые зрители покидали зал), но в целом он имитирует ритм внимательных посетителей галереи.

«Бернини» будто заново дает понять, что такое круглая скульптура и зачем ее обходить со всех сторон, что такое взаимодействие света и мрамора – и всякие такого рода вещи. Камера работает практически тактильно. Почти прикасаясь к «хитам» галереи: к «Похищению Прозерпины», которое (и не оно одно у Бернини), с одной стороны, было вариацией на тему микеланджеловского приема figura serpentinata, скрученной фигуры, а с другой – стало гимном чувственности (все помнят, как руки Плутона впиваются в Прозерпину, оставляя на коже – будто не мраморной – ямочки). Или близко-близко всматриваясь в «Давида», ответ эпохи барокко и Бернини как ее квинтэссенции Давидам эпохи Ренессанса: на смену спокойному благородству скульптур Донателло, Вероккио и особенно Микеланджело у Бернини (согласно истории того времени, это автопортрет 25-летнего художника) пришло бешеное, почти патетическое напряжение. Барокко разбудило эмоции на скульптурных лицах, и сжатые губы берниниевского «Давида» – тому пример. Камера показывает, что когда вы оказываетесь за спиной у «Аполлона и Дафны», свет падает на ее руки так, что мрамор просвечивает, этот свет придает динамику и без того беспокойным фигурам, драматизируя сам момент превращения нимфы в лавровое дерево – буквально высвечивая, как из ее пальцев прорастают ветви. Обычно фотографии тиражируют пару хрестоматийных ракурсов этих скульптур (все они созданы для Шипионе Боргезе), сюжет фильма – динамика, чувственность камня.

Скульптор справедливо хвастал тем, что сделал мрамор «пластичным, как воск». Для Боргезе он создал и «Гермафродита», который при Наполеоне переместился в Лувр – его тоже привозили на выставку в Боргезе. Изначально это была древнеримская реплика с греческой статуи – с шокирующей грацией Бернини обошелся (фри)вольно, «положив» статую на мраморный матрас, словно добавив к этой неге бытовую нотку.

Из вещей менее очевидных в фильме речь идет о «Спасителе мира», скульптуре, сделанной Бернини за год до смерти, долгое время ее считали пропавшей и нашли в начале 2000-х. Тогда ее показывали на одной из выставок с участием работ Бернини, но это произведение позднего мастера, хотя и любопытно в связи с необычной судьбой, воспринимается скорее как исторический факт и впечатления не вызывает.