Система арок-порталов, напоминающих багетные рамы, словно углубляет сценическое пространство спектакля и добавляет ему необходимый объем. Фото Николая Постникова
Кажется, сегодня нет оперы более сложной для постановки, чем самая известная из опер Чайковского. Не секрет, что в России все знают, как лечить, как учить и как играть в футбол. А все меломаны соответственно – как должен выглядеть «классический» «Евгений Онегин»: тут усадьба с крыльцом, там парк со скамьей, в финале непременно «малиновый берет». Беда в том, что эти визуальные стереотипы оставляют зрителям мало шансов услышать музыку Чайковского такой, какая она есть на самом деле: живой и волнующей.
Конечно, процесс новых сценических интерпретаций великой оперы начался, и давно. Но есть театры, и их немало, где предпочитают «сохранять традиции», не догадываясь о том, что с нынешней аудиторией серьезный разговор в опере возможен только при наличии современного театрального языка.
В репертуаре Казахского академического оперного театра им. Абая, имеющего длинную и славную историю, «Евгений Онегин» с момента основания был всегда – вполне традиционный и практически неизменный. И, наверное, все так оставалось бы и впредь, если бы руководить главным театром Алма-Аты не пришла Ая Калиева. За каких-то полгода ситуация изменилась, атмосфера внутри и вокруг завибрировала, премьеры появляются теперь в окружении полезнейших акций: встречи с постановочной группой, лекции до и после обсуждения, пресс-завтраки, умный и качественный буклет на трех языках. Именно Калиева поставила перед приглашенным из Москвы режиссером Ириной Лычагиной и ее командой задачу создать совершенно нового «Онегина». В итоге спектакль совсем не выглядит старомодным, но и радикальным его не назовешь.
Система арок-порталов, напоминающих багетные рамы, словно углубляет сценическое пространство спектакля и добавляет ему необходимый объем (сценограф Карина Автандилова), а видеопроекции круто меняют облик сцены по ходу действия (видеохудожник из Риги Инета Сипунова). Неизменной остается только велюровая зелень пола, да и то по мере движения к финалу ее сочная яркость сменяется тоном пожухлой травы (художник по свету Кевин Вин-Джонс, Швеция). В этом обрамлении аллюзии из мира живописи кажутся вполне уместными: яблоки, которыми буквально устлана земля, особенно в первой части спектакля, вместе с черными цилиндрами заставят вспомнить о Магритте. А крестьянки в красно-ягодных одеяниях и затейливых головных уборах покажутся сошедшими с полотен Венецианова. Впрочем, на этом никто не настаивает, просто спектакль интригующе красив, и ясно, что его откровенная декоративность призвана быть сильным противовесом унылому жизнеподобию. Среди визуальных лейтмотивов спектакля – и цветы яблони, нежные в самом начале, замерзшие и скукоженные в третьей картине, после объяснения Татьяны с Онегиным. Впечатляет и контраст полноцветного деревенского раздолья первых сцен, сменяемый монохромностью дуэли в березовом лесу. А чопорный Петербург явлен сквозь призму застывшего Летнего сада, парадность черных цилиндров и сюртуков, роскошь винного цвета платьев дам высшего света.
Оперные постановки, где все самое интересное придумано художником, встречаются все чаще кажется, на долю режиссеров только и остается придумать незатейливую актерскую «разводку». «Онегин» Лычагиной – совсем иной породы случай, ее идеи здесь концептуально продуманы и технологически воплощены. К примеру, почти мгновенные переключения действия (и нашего зрительского восприятия) из внешнего плана во внутренний, из мира реального в мир чувств. В начале знаменитой сцены письма Татьяны мы не увидим ни кровати, ни столика, никаких деталей быта, только изумительной красоты пейзаж русской природы. На словах «Я, знаешь, няня, влюблена» он сменится цветочным взрывом (яблоневый сад), а затем – ночным небом и падающими звездами. Влюбленной героине, осознавшей свое чувство, открывается весь космос мироздания, и кто возразит, что музыка Чайковского со всем пылом и жаром не говорит о том же? А в сцене ларинского бала сквозь непринужденное веселье уже чувствуется исподволь назревающая драма. В какой-то момент сумрачное затемнение скрывает реальных гостей, и мы видим Татьяну в смятении, окруженную странной толпой танцующих в масках, и понимаем, что добром этот семейный праздник не кончится. Подобные кинематографичные наплывы-переключения Лычагина использует постоянно и мастерски.
Постановщик делит оперу строго на два акта (а не три действия, как у Чайковского), в основе этого решения не столько желание сделать все динамичнее, сколько мысль о том, что в опере есть водораздел. После ссоры на балу и со сцены дуэли начинается совсем другая жизнь. В первой части кроме лирики возникают юмористические нотки, и даже легкая ирония, в полном согласии с Пушкиным. Вот Ленский неловко «растягивается» на траве после беготни с Ольгой. Вот Ларина и Филипьевна сосредоточенно и успешно удят рыбку из….оркестровой ямы (ну, в самом деле, сколько можно варенье-то варить!). И уж совсем мило выглядит моложавая хозяйка и мама двух дочерей на выданье у себя на балу, благосклонно принимая поклонение ухажеров (числом три!) и отдавая явное предпочтение Ротному.
Лычагина оказалась не только режиссером. Ею придумана хореография всех танцевальных эпизодов, включая Куплеты Трике с балетным ансамблем, она наделяет всех персонажей подвижной и естественной пластикой. И виртуозно ставит труднейшую сцену ларинского бала, где все главное герои, как и положено, много танцуют, где разработаны перемещения массовки (хора и балета), где строгая геометрия мизансцен неотвратимо ведет к драматической развязке.
Подробно разработанная пластическая партитура спектакля находится в полном согласии с концепцией дирижера. Канат Омаров, недавно возглавивший оркестр театра им. Абая, молод и ощутимо талантлив, несколько лет он провел в зарубежных стажировках, возглавлял главный симфонический оркестр Казахстана. «Онегина» дирижер ведет в энергичных темпах, живо и с воодушевлением, заставляя волноваться, и это дорогого стоит. Пока замысел в целом впечатляет больше, чем отделка деталей, проработка баланса и отдельных соло. Наращивать музыкальное качество, в том числе и вокальную стабильность солистов, наверное, будет главной задачей дирижера на будущее.
К премьерным показам театр подготовил два состава. Каждый по-своему убедителен, исполнители титульной партии – более опытный Андрей Трегубенко и голливудской внешности красавец Эмиль Сакавов, как и оба Ленских – Нуржан Бажекенов и Дамир Садуахасов. Премьерные показы украсили приглашенные звезды Лариса Андреева (Ольга) из МАМТа и Барсег Туманян (Гремин) из Астана-опера. Татьяной в первый вечер была солистка Большого театра Беларуси Клавдия Потемкина, но в Алма-Ате есть и своя Татьяна – Надия Наденова.
Алма-Ата–Екатеринбург
комментарии(0)