Балет без саспенса, без хоррора

Фото с сайта ballet-osipova

Для своего нового проекта The Mother, показанного в Москве, балерина Наталья Осипова, фактически выступившая его сопродюсером, пригласила хореографа Артура Питу. Тот сам предложил сюжет для совместной работы с русской примой Королевского балета. В основу спектакля легла сказка Ганса Христиана Андерсена «История одной матери». Справедливо считая, что Осипова наделена и драматическим даром, постановщик убежден: образ матери, вступившей в схватку со Смертью за жизнь своего ребенка, способна воплотить именно она.

Пита и Осипова сотрудничают с 2014 года, со времени постановки знакомой москвичам одноактовки «Факада». Португалец, родившийся в ЮАР, Пита учился танцу в Йоханнесбурге. В 1991 году девятнадцатилетним приехал в Англию, учился в London Contemporary Dance School, получил степень магистра. Был танцором диско, побеждал на чемпионатах мира. Создал собственную компанию, востребован первыми балетными труппами, включая Парижскую оперу и Ковент-Гарден.

«Современному танцу, – считает Артур Пита, – необходимо придать немного остроты и гламура». Хореографа привлекают мистика, кровавые конфликты и девиантность. Не случайно одна из самых громких его постановок – The Metamorphosis по Кафке. Это, видимо, по части остроты. Что касается гламура, то танцовщик и друг Мэтью Боурна, Пита тоже испытывает явное влияние кинематографа. Но если творчество Боурна он связывает с американским киномюзиклом, то себя называет Дэвидом Линчем в танце 

На поворотном круге Большой сцены МХАТ им. Горького, где 24–26 мая проходили показы, разместилась декорация квартиры (сценограф Ян Сеабра). Из зала по очереди видны спальня, кухня, ванная. Обшарпанные обои в цветочек, телефонный аппарат на стене (действие перенесено в XX век), старый радиоприемник, белый (точно в мертвецкой) кафель, потускневшее зеркало, плетеная колыбель. Мать склонилась над хворающим младенцем. Из динамиков несется душераздирающий детский плач. Звучит живая музыка (композиторы и музыканты Frank Moon и Dave Price; у авансцены слева и справа расположены ударные установки и другие инструменты). Пытаясь вызвать доктора, женщина слышит в телефонной трубке лишь «ваш звонок очень важен для нас...». Нервно ходить по комнате героиня начинает задолго до того, как звучит третий звонок и в зале гасят свет. Так что, собственно, к началу действия зритель уже расхоложен затянутой преамбулой. Между тем первый танцевальный эпизод – молчаливый крик безысходности – обещает, кажется, в натуралистических выгородках экспрессионистский танц-театр. Мы еще не знаем, что эти заламывания рук и закручивания торса плюс некоторые акробатические элементы – почти все, что предложит хореограф персонажам.

Но вот замученная женщина погружается в тяжелый сон. Через зеркало в комнату входит некто в белом халате. Это Смерть (ее роль во всех ипостасях исполняет Джонатан Годдар). Под белым халатом черный костюм. Смерть забирает ребенка, и начинается страшное путешествие матери.

На кухне старуха без лица заставляет ее до изнеможения танцевать русскую, оборачивающуюся неистовым danse macabre (пляска смерти. – «НГ»). Звучит колыбельная про серенького волчка (чучело волка в натуральную величину пару раз появится по ходу действия то в комнате, то на кухне). Далее следует эпизод в спальне, где сквозь опустевшую люльку и кровать проросли колючие кусты. Садовник – рыжая дама в черном платье и темных очках а-ля Сильвана Мангано – слишком долго издевается над героиней, изодрав ее тело колючими ветками и лихо, что твой Фредди Крюгер, орудуя громадными садовыми ножницами. Окровавленная мать бредет дальше и оказывается в ванной. Булькает невидимая вода, слышен детский плач. Двигаясь неотличимо от остальных персонажей (к этому моменту уже очевидно однообразие пластического рисунка), появляется слепой Паромщик. В свою очередь, вдоволь поиздевавшись над несчастной, достает из шкафчика опасную бритву и вырезает ее глаза, неловко прилаживая на лицо исполнительницы кровавые «глазницы». Глаза он вставляет себе, прозревает и удаляется, вполне удовлетворенный.

Кружить из двери в дверь по собственной квартире героиня будет еще долго. Без саспенса, без хоррора. Без кульминаций, вернее – их так много, что они сливаются в монотонную череду. Появится ведьма, которая отнимет у матери волосы, надев на нее свой седой парик. Мужчина в военной пилотке. Погибший возлюбленный? Отец ее ребенка? К этому времени фантазия хореографа и вовсе сведется к банальным балетным объятиям и бесконечным «вращениям счастья». Потом Смерть в очередной раз сменит обличье – возникнет эдаким Фантомасом в черном латексе с люрексом. В садовой тачке привезет на кухню еще пару целлулоидных негритят к восьми, там уже расставленным. Мать будет переставлять их, прижимать к сердцу. Опять будет ванная, опять спальня и снова кухня. Смерть вернет героине глаза, волосы. И в конце концов она, беременная, прибранная и вполне благополучная, войдет в квартиру с покупками и мирно сядет возле приготовленной колыбельки.

Отточенная почти до библейского совершенства притча Андерсена о Божьем промысле и высшей мудрости волею Артура Питы превратилась в средней руки ужастик, не слишком строго к тому же соблюдающий законы жанра. Испытания-метафоры датского сказочника восприняты хореографом буквально и оттого теряют глубину и силу.

Артур Пита абсолютно прав в том, что Наталье Осиповой под силу выразить глубокие и самые разные переживания. Если дать ей такую возможность. Пока же остается впечатление, что мастер не дал работы инструменту, куда более сложному и в потенциале куда более эффективному.