Независимый срез

"Сонм" Фото Полины Назаровой

Начинать еще один театральный форум в Воронеже, где несколько лет проходит Платоновский фестиваль, — предприятие отважное: очень высокий уровень задает предшественник, очень уж большим размахом отличается. Тем не менее, вот уже второй год молодой Никитинский театр (получивший название по Никитинской улице) провел в столице Черноземья фестиваль независимых театров ЦЕНТР. По иронии судьбы — в том крошечном театре при огромном ДК Железнодорожников, где зародился и Платоновский фестиваль, детище Михаила Бычкова, руководителя Камерного театра: до того, как Камерному построили отдельное здание, он в этом ДК и располагался. Что говорить, это пространство «надышанное», с историей, и как же правильно, что оно перешло не в чужие руки: актер Борис Алексеев, основавший Никитинский театр, не один год выходил на эту сцену в составе блистательной бычковской труппы, каждый здешний уголок ему знаком. Форум, организованный командой Алексеева, во главу угла ставит понятие «независимость», которое на территории искусства довольно туманно, ведь каждый понимает это по-своему. В данном случае нужно исходить из устройства самого Никитинского театра, по бумагам частного (но при этом репертуарного, со своим штатом сотрудников и постоянной труппой), «некоммерческого», где художественность ставится выше прибыли. ЦЕНТР приглашает негосударственные коллективы с их, как правило, камерными и «легкими на подъем» спектаклями. Что важно — спектаклями, которым не чужды радикальность и эксперимент, хотя, опять же, каждый понимает это по-своему.

Хотя ЦЕНТР прошел второй раз, уже заметно его влияние на сам Никитинский театр: на первый фестиваль сюда приезжал питерский режиссер Коля Русский со спектаклем «Снег любви», поставленным по собственному тексту. Борис Алексеев предложил Русскому постановку в Никитинском, где бы он тоже совместил функции писателя и режиссера, и так возник «Цыганский барон», включенный в фестивальную афишу этого года. Это не драматическая вариация оперетты Штрауса, как можно было подумать, а избегающее нарратива двухактное ассоциативное зрелище. Алексеев играет рабочего Алексея, который, идя как-то на свой завод, встречает цыганку, и начинается чертовщина: цыганка кажется мужиком, даже сам «отец народов» проглядывает в ней (на дворе 1951 год). Этот «сюр» о встрече простого народа с властью получился довольно элегантным, хотя к постановщику вопросы есть: лаконичный и симпатичный в чтении, рассказ оказался разбавлен некоторым количеством режиссерской «воды» поверх текста. То, что заявлено как возрастающий абсурд, граничит с невнятицей, не помогающей зрителю, который не читал рассказа (а такие все), разобраться с тем, что происходит. Все-таки и в абсурде должна быть своя системность. Но актеры очень уж выразительны: и Алексеев, обаятельно существующий в амплуа простака, этакого сказочного Ивана-дурачка тоталитарной эпохи, и актрисы Марина Демьяненко и Мария Соловей, на которых распределился образ цыганки. Михаил Агапов, выступающий как рассказчик у микрофона, читает ремарки голосом Виктора Коклюшкина: обаятельно, но в контексте целого взято с потолка, будто Русский увидел сходство актера с юмористом и воскликнул: «О, ты будешь Коклюшкина играть!».

А вот спектаклю «Ханана» Театра 18+ из Ростова-на-Дону как раз присущи линейность, прозаическая медленность, подробно прописанные характерные роли. Сама пьеса Германа Грекова, которую поставил Юрий Муравицкий, классична по форме, никакого вам рваного монтажа, — драма в 4 действиях. Режиссер поставил ее без антракта, все три часа вгоняя зрителей в состояние невыносимой хмури бытия, ощущаемой физически: перед ними заведомо неторопливо разворачивается жуткая картина русской деревни; по признанию драматурга, он держал в уме родную Воронежскую область, но уместней вспомнить каламбур Пушкина, для которого латинское O rus!.. («О, деревня!») — это «О Русь!».

Главная героиня по прозвищу «Ханана» воплощает женскую жертвенность, доведенную до извращения: живя со слабоумным сыном-тираном, который чуть что дубасит ее и других домочадцев, а также лезет матери под юбку — и, как выясняется, не без успеха, — она пытается сохранить жалкое подобие семейного очага. Пьеса окликает не только МакДонаха, но и «Власть тьмы» Толстого, но при всей напрашивающейся натуралистичности поставлена Муравицким откровенно условно. В «коробочке сцены» разместился интерьер избы, и есть здесь еще «четвертая стена» — это туго натянутый полиэтиленовый занавес, через который мы и смотрим на персонажей, как на уродских рыб в мутном аквариуме. Размытость изображения приговаривает артистов к утрированной манере игры: за полиэтиленом они скрючиваются, хрипят, двигаются как деревянные, отчего похожи на огромных кукол. Спектакль оперирует «неудобными» темами — домашнее насилие, убийство, инцест, — но смотреть это смешно: создано нужное остранение, а периодические выходы «в живом плане» конферансье с гармонистом не дают зрителям забыть, что они в театре, и освещают всю жуть даже какой-то нежностью.

"Ханана" Фото Полины Назаровой

Другой мужской монолог был исполнен уже не в Никитинском театре, а в небольшом баре. На своей родной площадке, в питерском «Скороходе», моноспектакль Владимира Кузнецова ТАБОРТАБОРТ в режиссуре Артема Томилова идет в фойе театрального зала, где, впрочем, тоже есть барная стойка. На показе в Воронеже в действии участвовал и сам режиссер: откликался на какие-то реплики, на глазах зрителей совершал нарочито кустарные световые перемены, обаятельно остраняя актерскую исповедальность; то есть воронежцы увидели не вполне «моно».

Если в «Сонме» актер прячется за набором физических действий и безэмоциональной речью как за маской, то Кузнецов, напротив, буквально выброшен к зрителям. Он очень доверительно, мягко увлекая за собой, рассказывает историю самого обычного парня: от рождения до неожиданной смерти (погиб от шальной пули на службе по контракту, куда его вынудили пойти в армии), включая даже несостоявшийся аборт, об этом намерении своей матери герой тоже упоминает. Первый поцелуй, первая близость, абитуриентский провал, армейская дедовщина или, наоборот, спасающее чувство локтя — обо всем этом актером поведано с такой редкой сегодня искренностью, что ты чувствуешь себя соучастником событий, более или менее приметных. И гибель героя в финале, действительно, воспринимается как своего рода аборт: мироздание приказало долго жить тому парню, а режиссер — своему персонажу, такой возникает эффект, когда в финале Кузнецов обращается к зрителям уже как актер, исполнявший чужую волю.

ТАБОРТАБОРТ Фото Полины Назаровой

В рамках ЦЕНТРа — впервые в истории Воронежа! — прошли спектакли-променады, созданные под кураторством Анастасии Цымбал. Режиссеры Олег Христолюбский и Артем Томилов сочинили «бродилки» о смерти и любви соответственно. Христолюбский предпочел работать с каждым зрителем персонально: от автостоянки у воронежского морга тебя сажали в авто с личным водителем, который возил по городу, рассказывал разные истории... и ты вдруг осознавал, что как бы пересек границу жизни и смерти. И действительно, на месте прибытия зрителю надевали на глаза маску и вели куда-то, позволяя почувствовать себя душой, разлучившейся с телом. То, что маршрут «бродилки» осмыслен как путешествие на тот свет, оказалось неожиданно и впечатляюще. «Бродилка» же про любовь обернулась бессмысленным блужданием по Воронежу.

ЦЕНТР, конечно, предприятие самостоятельное и своеобразное, и все же сегодня в Воронеже невозможно делать культурный форум без оглядки на Платоновский фестиваль. ЦЕНТР унаследовал от него полижанровость, интерес к смежным искусствам. Зрители увидели «1:40» — представление с участием питерско-воронежско-липецких бибоев. Опыт скрещения брейк-данса с театром оказался не вполне продуктивным: все то, что «отвечает» за драматическое начало (видеопроекции с разговорами, монологи танцоров «от себя»), тормозит действие, гасит энергию, только-только набравшуюся в танце. А вот Олег Ягодин, приехавший в составе участников «Чайки» екатеринбургского Центра современной драматургии, вошедшей в программу ЦЕНТРа, показал себя воронежцам не только как неожиданный Тригорин; под занавес форума артист также дал концерт со своей группой «Курара». Бешеная энергетика рок-действа и харизма Ягодина сделали этот open-air мощным закрытием фестиваля.

Стало известно, что ЦЕНТР намереваются поддерживать как ежегодный форум. В добрый путь. У него уже вполне определилась своя ниша: тот же Платоновский нацелен привозить в Воронеж современное искусство мирового уровня, из российского театра в афишу попадает самое лучшее, самое резонансное (если это не постановки по Платонову «и иже с ним» — у них в программе своя линия). Понятно, что ЦЕНТР не привезет таких мастодонтов, как Театр им. Вахтангова или Театр Наций: не тот профиль, да и не те средства. Но привозя тот самый «независимый театр», фестиваль сможет представлять в Воронеже срез обычного театрального процесса: пусть не «громокипящие», навороченные в техническом отношении шедевры, но спектакли, достойно отражающие повседневность российского театра.

Воронеж — Санкт-Петербург