В Институте русского реалистического искусства решили, что "Пора разобраться!"

Сарьян (на первом плане – его «Плоды и овощи» 1942 года) был одним из героев исследований Каменского. Фото агентства «Москва»

Так, следуя заголовку одной из статей искусствоведа и критика Александра Каменского (1922–1992), и назвали посвященную ему выставку кураторы – его сын Михаил Каменский и Елена Коваленко. «Архив Александра Каменского. Художники и критики» – подзаголовок проекта, где собраны статьи и книги историка искусства, стоявшего у истоков оттепельного искусствознания, защищавшего обвиненных в формализме художников, открывавшего новые имена, – рядом с их работами. История искусства с середины XX века до 1990-х проявлена через работу Каменского, сопровождавшуюся и травлей его самого.

«Уважаемый Александр Абрамович, пока что вы совершенно не оправдали моих надежд. Надеюсь на ближайшее будущее. Спешите, время беспощадно, у него – суровый стиль. Искренне ваш, Александр Каменский». Это – 1982 год – телеграмма 60-летнего критика Каменского самому себе.

Человека, который в 1948-м, когда коллекция Дрезденской картинной галереи была в Москве, определил, что рембрандтовский «Автопортрет с Саскией на коленях» – на самом деле сюжет с блудным сыном (что и подтвердилось спустя много лет, так что название «Блудный сын в таверне» – итог наблюдательности Каменского). Человека, который ввел в обиход термин «суровый стиль» по отношению к сформировавшемуся в искусстве рубежа 1950–1960-х годов направлению («В какой-то мере я был его трубадуром и историографом», – писал Каменский о «суровом стиле» Ираклию Андроникову). Человека, который входил в оргкомитет Манежной выставки – а главное, отстаивал право забытых и гонимых художников быть экспонированными «вперед» официозных полотен, за что сам подвергся нападкам. Критика, которого вообще с юности травили как космополита, которого обвиняли в «пристрастии» «к творчеству авторов, далеких от реализма». Героями Каменского были Конёнков, Голубкина (о первой в России женщине-скульпторе он написал книгу «Рыцарский подвиг»), Сарьян (и о нем Каменский тоже написал книгу) и отчасти ориентировавшийся на его манеру Минас Аветисян (хотя на выставке показывают и аветисяновского «Короля» 1974 года – и это уже сопоставимо с иературами Михаила Шварцмана), Шагал (монографию о нем искусствовед готовил в течение многих лет, закончив в 1984-м, спустя четыре года ее издали во Франции, Великобритании, Германии и в Штатах – а в России в итоге только в 2005 году). Это были Фальк, Фаворский, Тышлер, Краснопевцев, Вейсберг (о чьей «невидимой живописи» «белого на белом» Каменский сказал, что это воплощение «отзвуков мысли и чувства»). Это были Целков (сейчас выставляют машинописную рукопись книги, которая вышла в 1992-м, но тираж ее был утерян), Назаренко, Нестерова... Нет критики без страсти, и были у Каменского, разумеется, антигерои – в частности, он первым еще в 1964-м нелестно отозвался о творчестве Ильи Глазунова.

В 1946-м Каменский защитил диплом по рисункам Валентина Серова, в 1965-м – кандидатскую диссертацию об искусстве Сергея Конёнкова, а в 1990-м – докторскую по творчеству Шагала. Время шло, Каменский с ним в ногу – в том смысле, что защищал и открывал современников, и не в ногу в том смысле, что шел в противоход к официальной художественной линии. 

Коридор (архитектуру экспозиции придумали Игорь Чиркин и Павел Пришин из бюро PROJECT ELEVEN) впускает вас в многочисленные комнаты – выставка структурирована так, что разные периоды, векторы развития искусства рассмотрены сквозь призму работ критика Каменского. Архивная часть – статьи, стенограммы, фотографии (Каменский и Дмитрий Сарабьянов в детском саду, 1928 год!), а показ сопровождается оцифровкой архива Александра Каменского, который постепенно выкладывают в Сеть архивов российского искусства (RAAN), созданную музеем «Гараж», а частично с ним можно ознакомиться на мониторах, что вмонтированы в подобие парт в том самом выставочном коридоре, – так вот, архивная часть щедро проиллюстрирована собственно художественными работами. Кое-что – из собрания семьи Каменских, это вывешено в комнате-кабинете, по сторонам от книжного шкафа и рабочего стола со стареньким ундервудом. Это, к примеру, графический «Курильщик» Михаила Ларионова, подаренный Каменскому искусствоведом Глебом Поспеловым. 

Вообще, несмотря на то что выставка посвящена архивам, она – о жизни, и еще одна из ее линий – взаимоотношения с художниками, которые, например, делали портреты и шутливые шаржи на Каменского. То есть тут, скажем, показывают и известную работу представителя «сурового стиля» Таира Салахова «Нефтяник», и его шарж на Каменского. А с другой стороны,  здесь выставлен «Лирический автопортрет» Шагала, сделанный во время встречи с Каменским в 1973 году. 

Есть вещи поразительные, совершенно неожиданные – два крохотных цветочных натюрморта (ныне – в частном собрании), написанных на досках Татлиным в годы Второй мировой войны.

Наверное, сегодня выставки, рассказывающие об архивах (так было и с архивом Николая Харджиева – см. «НГ» от 20.12.17, которому посвятили экспозицию в фонде In Artibus, и отчасти с выставкой-посвящением Галеев-галереи Всеволоду Петрову, кстати, другу Александра Каменского), – удел частных институций. Видимо, в гонке за посетителем государственные музеи не могут себе позволить такой «рисковый» жанр, а жаль. Этот формат – другая грань восприятия, которое сегодня сместилось в массовом сознании в сторону селфи, а не вглядывания и вчитывания. Одновременно выставка – другой формат и для самого Института русского реалистического искусства: возможность выйти за рамки ограничивающей и заложенной уже в названии ориентированности на реализм. (К слову, из собрания самого ИРРИ сейчас выставили версию полотна реакционера, президента АХ Владимира Серова «Ленин провозглашает советскую власть», написанную уже в начале 1950-х; надо ли говорить, что они с Каменским существовали на разных полюсах и что Серов его, мягко говоря, не принимал?). Смелость выходить за рамки и мыслить «вопреки» – то, что было у Александра Каменского.