В лучах Славы

Два фестивальных вечера были отданы римскому оркестру Национальной академии Санта-Чечилия под управлением выдающегося оперного дирижера Антонио Паппано. Фото Александра Курова

Юбилейный Десятый международный фестиваль Мстислава Ростроповича завершился в Концертном зале им. П.И. Чайковского концертом японского оркестра «Йокогама симфониетта» и молодой норвежской скрипачки Вильде Франг.

Фестиваль великого музыканта ХХ века, который лично знал Прокофьева, Шостаковича и Бриттена, не имеет себе равных не только в России, но и в мире. И нет ничего удивительного в том, что принять в нем участие соглашаются лучшие музыканты эпохи, мгновенно реагирующие на имя Слава, ибо это был истинный человек мира, не ведавший никаких преград, ничего не боявшийся. Магнетизм его личности был настолько велик, что ощущается до сих пор, и фестиваль дает почувствовать эту силу в полную мощь. Дочь Мстислава Леопольдовича, художественный руководитель фестиваля Ольга Мстиславовна говорит, что составляет программы так, чтобы не было стыдно перед отцом. В афише Десятого фестиваля было всего шесть концертов, каждый из которых претендовал на то, чтобы называться главным событием сезона, представляя образец композиции программ.

Он открылся по традиции с выступления академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии под управлением Юрия Темирканова. Оркестр представил европейскую программу, в которую вошла увертюра к «Эврианте» Вебера, Девятая симфония Дворжака и ля-минорный Концерт для виолончели с оркестром Шумана, где солировал итальянец Энрико Диндо. Симфонический оркестр Мадрида – резидент театра «Реал» – под управлением Густаво Химено подготовил программу с огненным испанским акцентом, куда вошли и «Альборада» Равеля, и «Любовь-волшебница» де Фальи, и «Жар-птица» Стравинского, и Первый концерт для скрипки с оркестром Шимановского, где солисткой выступила Летисия Морено. Два вечера были отданы выступлениям японского коллектива «Йокогама симфониетта» под руководством Казуки Ямада, славящегося тем, что его музыканты играют произведения наизусть. Солистом во Втором концерте для фортепиано с оркестром Бетховена был незрячий пианист Нобуюки Цудзии, который словно бы довел эту идею «игры наизусть» до невозможного абсолюта. Солисткой во второй вечер была норвежская скрипачка Вильде Франг, исполнившая партию в Скрипичном концерте Бетховена.

Еще два фестивальных вечера были отданы выступлениям римского оркестра Национальной академии Санта-Чечилия под управлением сэра Антонио Паппано. В Большом зале консерватории они предложили две свои строгие диалогические программы, одну из которых составила музыка Бетховена, которую знает каждый ученик музыкальной школы, – увертюра к «Эгмонту», Пятая симфония и Третий фортепианный концерт, где солировал один из лучших молодых пианистов современности Франческо Пьемонтези, а вторую заняла Девятая симфония Малера. Маэстро Паппано – музыкант-интеллектуал, за спиной которого множество переигранной музыки, как инструментальной, так и вокальной, как симфонической, так и оперной.

Он не случайно выбрал столь нечасто исполняемую в России Девятую симфонию, словно предложив еще до начала концерта подготовиться к рефлексиям на тему исторических параллелей с Девятой Бетховена. Ведь даже тональность этой симфонии Малера – ре-мажор, одноименная к ре-минору, тональности знаменитой хоровой симфонии Бетховена «Ода к радости», которая также написана в ре-мажоре. У Малера в момент работы над этой симфонией наверняка звенела мысль о том, что и он сейчас, как Бетховен или Брукнер, пишет свою Девятую: переживет ли ее? Впрочем, Малер обманул судьбу, сделав могучей хоровой свою Восьмую «симфонию тысячи участников». Дирижеров-пианистов слушать всегда особенно интересно. Так бывает на всех без исключения выступлениях Даниэля Баренбойма, так происходит и на выступлениях Антонио Паппано. Выдающийся оперный дирижер, для которого любая музыка подобна живой речи, диалогу, он известен и как тончайшей эрудиции пианист, партнерами которого являются британский тенор Йэн Бостридж и американская меццо-сопрано Джойс ди Донато. Паппано играл на оркестре как на инструменте бесконечных возможностей. Итальянский, к тому же римский оркестр предложил свое слышанье этой трагической симфонии Малера. Сочной, многокрасочной, противоречивой жизни в ней было больше, чем чего-то другого, – до наступления финала, где то самое «другое» вступило в свои права, где началась трансфигурация, где слушатели оказались во власти гипнотизирующей, звенящей запредельной тишины Инобытия. Время останавливалось, незаметно оборачиваясь пространством, горизонталь сменялась вертикалью. До финала все три части изо всех сил отчаянно держались за жизнь любой ценой. Сквозь горечь утрат самых близких, отравляющий скепсис изверившейся утомленной души, осознание невозможности продолжения, бессмысленности усилий и бестолковости суеты сует, сформировавших драматургию этой симфонии, Паппано играл все же жизнь, рассматривая партитуру Малера сквозь философские модусы Бетховена и Шостаковича, вызывая у слушателей мощнейший духовный аппетит и желание услышать этот оркестр снова и снова.