От левитации до формулы пустого мира

В «Даре забвения» хлебный человек один. Фото Марины Рагозиной/ЦТИ «Фабрика»

В этот вечер в зале «Оливье» работал офсетный станок – мастерская Пиранези LAB проводила перформанс «Формуляр», словно напоминая о «бэкграунде» нынешнего Центра творческих индустрий, в прошлом – фабрики технических бумаг. Тут же награждали победителей 6-й сессии проекта «Фабричные мастерские», конкурса для mid-career artists, художников в возрасте от 35 до 50. Тем временем в соседнем зале «Артхаус» открывалась выставка победителя 5-й конкурсной сессии Андрея Кузькина – «Дар забвения, или Формула пустого мира».

Андрей Кузькин задает искусству и жизни «неудобные» вопросы. О пограничье между «есть» и «нет», о неразрешимом, о памяти и забвении, о попытке сопротивления. Это было в привлекшем к нему внимание перформансе 2008-го «По кругу», когда он и ходил по кругу в резервуаре с бетоном. Кузькин шел, а бетон постепенно застывал. За него он тогда получил премию «Инновация», тогдашнюю премию, ориентировавшуюся действительно на новое. Это было в проекте 2011-го «Все впереди» («Открытая галерея»), когда он расставался с вещами, законопатив их в ящики до востребования, которое будет возможно в 2040 году, – и, символически «обнулившись», сам оставался обнаженным. Это было и за год до «Все впереди», когда он показал «Героев левитации»: огромные, неловкие фигуры из хлебного мякиша с солью, водой и клеем (ту «формулу» изготовления художник взял с сайта kriminala.net), со всеми символическими и жизненными коннотациями, будто пытались подняться и устоять, пока сам обнаженный художник в позе эмбриона был подвешен в гамаке к потолку. О пограничных состояниях, памяти и беспамятстве, бытии и небытии была и его выставка в Московском музее современного искусства «Право на жизнь» в 2016-м. Много чего можно еще вспомнить, много запоминающихся высказываний.

Эти хлебные человечки, большие и малые, вызывающие ассоциации и с хлебом и вином, и с хлебом да солью, и с тюрьмой, существующие на грани присутствия и обращения в прах – или попытки в прах не обратиться, у Кузькина стали одной из метафор времени, мироощущения. Только в «Даре забвения, или Формуле пустого мира» хлебный человек один. Он теперь упал. Лежит посреди зала в позе эмбриона, которая теперь – и поза отчаяния. «Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени/ под скамьей, куда угол проникнуть лучу не даст./ И слежимся в обнимку с грязью, считая дни,/ в перегной, в осадок, в культурный пласт...» Вокруг – лайтбоксы «Ложь», «Страх», «Смерть». Собственно, и все.

Немногословная и емкая метафора. Пресловутая голая правда. И нагота как беззащитность. Вернисажная публика фланирует вокруг скорчившейся на полу могучей фигуры, осматривает – и по законам вернисажного жанра отвлекается, ведет беседы, заполняет пространство светским гомоном. Кузькин пишет: «Мы живы лишь потому, что мы умеем забывать. Не помнить, не думать, не пытаться понять то, чего понять нельзя... ЛОЖЬ, СТРАХ, СМЕРТЬ. И замыкает эту триаду ЗАБВЕНИЕ». Его нет на лайтбоксе, но сама вернисажная публика, все мы, в общем-то, становимся частью инсталляции и замещаем эту надпись.

О «Героях левитации» он в свое время говорил, что это выставка про людей, «и я среди них, один из них, ощущающий эту энергию разрушения и одновременно энергию взлета». В теперешней «Формуле пустого мира» энергия распада, «стерильный» белый свет лайтбоксов – довлеет над одиночным отчаянием. Это переросло в метафору силы и слабости, политического режима, силы и праха, в метафору того, что оказывается по другую сторону человеческого стремления не сосредотачиваться, забыть, приспособиться к тем условиям жизни, которые даны. Решить задачку, где есть «дано» и есть «решение» в виде «дара забвения». Этот «дар» – диагноз современности.