Театры делают инсценировки сами – экономят на авторских гонорарах

Фото с официальной страницы Театр.doc в Facebook

«НГ» продолжает серию диалогов с драматургами (интервью с Ольгой Михайловой см. в номере от 27.06.18) о Театре.doc. По сведениям «НГ», открытие Театра.doc на новом месте, в пространстве «Гоголь School», по техническим причинам откладывается до будущей осени. Театральный обозреватель Елизавета АВДОШИНА поговорила с Еленой ИСАЕВОЙ об уникальном «портрете» Театра.doc, но подробнее получилось – об авторском проекте «Открытая история. Театр».

– Вы стояли у истоков Дока – наблюдали его становление. Ваша пьеса «Первый мужчина» была написана непосредственно для начального эксперимента с вербатимом на сцене. Какие идеи для зарождавшегося Дока были главными?

– Тогда вербатим был еще экспериментом. Мы только пробовали этот метод. Нащупывали способы создания пьес и спектаклей. Основной идеей было привнести на сцену дыхание жизни, чтобы в диалогах зазвучали голоса реальных людей. А уж темы каждый выбирал на свой вкус. Никаких ограничений в этом смысле не было.

– Как бы вы охарактеризовали этапы развития Дока за больше чем 15 лет его существования?

– Театры существуют разные, и это прекрасно. Как живой организм, Док тоже проходит разные этапы. И все они по-своему интересные. Но всегда в Доке шли поиски новой формы, нового языка театра и выбирались те темы, которых ни в одном другом театре не было. Везде «Вишневый сад», а в Доке бомжи (пьеса «Война молдаван за картонную коробку» Александра Родионова). Прошли годы. Везде западные комедии или, в лучшем случае, Макдонах, а в Доке моноспектакль Марины Клещевой – о жизни в колонии! Если завязать человеку глаза и привести его на спектакль в один из вполне хороших московских театров, он вряд ли догадается, где именно находится. Но Док он опознает сразу. На мой взгляд, это самое дорогое. И в художнике, и в театре.

– Сейчас, после ухода из жизни его идеологов, Док готовится к новому этапу – на новом месте, с новой командой. Вы верите в его жизнеспособность? Или это был сугубо авторский проект Елены Греминой и Михаила Угарова, который только они и могли вести за собой?

– Я не могу сказать, что это совсем новая команда. В Доке осталось много ребят, которых собрали и растили Лена и Миша. И я очень верю, что им хватит сил, таланта и смелости продолжить жизнь Дока.

– Каким личным проектом вы сейчас занимаетесь?

– Несколько лет назад мы с Ольгой Михайловой начали проект «Открытая история. Театр». У Оли – историческое образование изначально, ей это ближе. А у меня журналистское – и стремление к документальной пьесе соединилось с любовью к истории России и историческим документам. Проект кочует по разным площадкам, за последние годы мы провели несколько лабораторий, мастерских, семинаров. Главная наша задача – это поддержка драматургов, которые хотят написать историческую пьесу, но боятся и не понимают, что с ней дальше делать. Одна из таких лабораторий проходила с драматургами, режиссерами, актерами, сценографами в резиденции «Гуслица».

Фото из личного архива Елены Исаевой

– Необходим просто. Не случайно из проекта «Открытая история. Театр» появился даже Дискуссионный клуб. И мы довольно долго поддерживали формат театра-клуба, который Оля в шутку предложила назвать «А поговорить!». После читок проводилось обсуждение, возникали дискуссии на исторические темы. Оказалось, что зрителю, посмотревшему спектакль, расходиться не хочется и нужно куда-то деть накопившиеся эмоции, да и вообще сейчас время, когда людям хочется вживую общаться и разговаривать. К нам приходили люди, которым интересна, во-первых, история, а во-вторых, человеческие взаимоотношения. Ведь исторические проблемы интересны именно перекличкой с сегодняшним днем. Всем хочется понять – кто мы, откуда произошли, куда идем. Без нового художественного взгляда на историю нашей страны это невозможно.

Однажды я модерировала дискуссию после показа пьесы «Измена, государь!» Юрия Шпитального. Пьеса написана давно, имеет небольшую сценическую судьбу, но оказалась страшно актуальной, так как рассказывает о переломном дне в жизни Курбского, когда он должен решить – явиться ли к царю, который, по всей вероятности, его казнит, или бежать за границу, чтобы идти на Грозного с войском. Зал поделился ровно пополам – пошли буквально стенка на стенку. То есть тема «уехать или остаться» вдруг оказалась крайне современной. Очень актуальна наша история. Более того, на историческом материале легче говорить о болевом, когда ты проводишь параллель, тебе легче анализировать и делать выводы. В этом же проекте были пьесы Вадима Леванова «Салтычиха» и «Ксения Петербуржская». Последняя в постановке Гарольда Стрелкова вызывала особый зрительский интерес. Центральной героини, Ксении, там не было, она приглашалась из зала – появлялась возможность прожить то, что чувствует святая. У многих даже слезы выступали на глазах…

Недавно была лаборатория в Архангельском молодежном театре Виктора Панова, где мою пьесу «Девятый выпуск» о Царскосельском лицее ставил с актерами театра режиссер Игорь Макаров, а пьесу Ольги Михайловой «История одного преступления, или Три смерти», основанную на переписке Льва Толстого и Петра Столыпина, Захар Хунгуреев. Пьесу о Нахимове автор – Сергей Коковкин – читал сам. Мы были приглашены руководить и лабораторией в Театре Российской армии «Исторические лица». Благодаря Борису Морозову и Милене Авимской полгода шесть молодых драматургов могли работать над историческим материалом. Темы были предложены министром обороны. Пьеса «Конец Берии» Алексея Синяева – о его последнем дне, когда его приходят арестовывать, но он еще пытается плести некий заговор. Пьеса «Святая Анна» Ивана Гута – об экспедиции 1914 года, когда Брусилов едет осваивать Северный морской путь, но в России начинается революция, Гражданская война, они оказываются никому не нужны и замерзают в снегах. Пьеса «Что с тобой теперь» Юлии Белозубкиной – о гибели Тухачевского, показанной глазами его дочери. Мы видим ребенка, которого отдали в детский дом после того, как папа расстрелян, а мама посажена. Ровесники издеваются над Светланой, ведь она – дочь врага народа, а привыкла быть практически принцессой. И тут она понимает, что папа не идеал, он травил газом людей, изменял маме, имел другую дочку на стороне с таким же именем! Но – когда ей предлагают от него отречься, она не отрекается.

Проводили мы лабораторию и при Бахрушинском театральном музее, где пьесы были связаны с историей театра, писались на архивных материалах музея, так, например, появились пьеса Марины Мелексетян о судьбе самого Бахрушина и пьеса на основе дневников театрального администратора Яны Стародуб-Афанасьевой.

Очень бы хотелось, чтобы театр исторической пьесы получил свое помещение – все говорят о том, что это актуально, но пока вопрос открыт. Пьес современных авторов о разных периодах истории России у нас много. Но все эти годы мы кочуем – был Дом актера, Дом культуры «Перспектива», «Боярские палаты» при Союзе театральных деятелей. Уже больше шести лет. В активе много спектаклей, поставленных прекрасными режиссерами, воспитавшими своего интеллигентного, я бы даже сказала, интеллектуального зрителя, которого в нашей стране много, а пойти в театр ему некуда.

– Сегодня театры перестали заказывать инсценировки прозы драматургам. Пишут их сами. Вы как к этому относитесь?

– Это, конечно, печаль нашего времени. На самом деле инсценировку порой сложнее написать, чем пьесу. Потому что есть материал, который сопротивляется этому. Наверняка, если автор писал прозу, а не пьесу, он почему-то выбрал именно эту форму. Понятно, почему театры делают инсценировки сами – экономят на авторских гонорарах. Но качество страдает. Иногда я смотрю инсценировки и понимаю, что это просто иллюстрация содержания, а никакая не пьеса. Но мне везет – мне довольно часто заказывают инсценировки. Из последних – Дэниеэл Киз «Цветы для Элджернона» (РАМТ), Олдос Хаксли «О дивный новый мир» (театр «Модерн»). Для радиотеатра я сделала в свое время огромное количество инсценировок. Вся мировая литература… На это выделялся бюджет… И люди с удовольствием слушали. Теперь, как я понимаю, с бюджетными деньгами на радиоспектакли туго. И это большая печаль.