Владимир Машков отмотал время назад

Зрительская удача – возможность снова увидеть Машкова в роли Абрама Шварца. Фото c сайта театра

Владимир Машков воплощает первые серьезные решения с того момента, как возглавил «Табакерку» после ухода из жизни мастера. И хозяйственные, и репертуарные.

Новейшее здание театра на Сухаревской артист дооформил (кажется, куда же больше?) под свой вкус. Теперь, когда входишь в фойе, тебя ослепляет зеркальная галерея с цветными витражами, выстроенная вторым слоем по стенам – того и гляди потеряешься. Тут, оказывается, заложена целая философия, чуть ли не визуализирована система Станиславского – по мысли самого Машкова. Еще диванчики все обтянули гобеленами, в зале заменили обивку кресел с бледно-серого цвета на бежевый, и занавес повесили сплетенный из льняных нитей. Словом, одомашнили обстановку. При открытии здания еще при Олеге Павловиче, действительно, главенствующим стилем был по-скандинавски сдержанный хай-тек, быть может, нейтральный, но стильный. Теперь же несколькими штрихами раз – и вернули к такому не свойственному «Табакерке» мещанству. Но что говорить – на вкус и цвет!

Стратегическое решение – репертуарное. Машков сделал беспроигрышный с точки зрения кассы ход – вернул себя на театральную сцену в той роли, которая давно стала легендой и частью летописи театра, а ему в свое время дала «путевку в жизнь». В 1988 году он впервые сыграл старого еврея Абрама Шварца в пьесе Александра Галича «Матросская Тишина», которую именно Олег Табаков вывел на театральную сцену спустя почти 30 лет после ее запрета – в 1957-м так и не состоялась премьера «Современника». Начинали с дипломной студенческой работы, а вышел – главный спектакль «Табакерки» за все время ее существования. Его возили на гастроли в Европу и Америку и играли почти десятилетие – все 90-е. Сам Табаков играл эмигранта Мейера Вольфа, сына Абрама Ильича Давида сыграли почти все его любимые ученики – Александр Марин, Сергей Безруков, Евгений Миронов (он, к слову, пришел в один из теперешних премьерных показов и трогательно пробирался во время оваций сквозь толпу зрителей, чтобы лично вручить Машкову цветы). Но в том, что центральную и возрастную роль Табаков доверил молодому Машкову, был его педагогический парадокс, как и все остальное – увенчавшийся немыслимым успехом.

Конечно, тогда был ансамбль, каждая эпизодическая роль (а таких в пьесе много) была вызовом, тогда Табаков, сам человек довоенный, жестко требовал пронзительности и достоверности – не только в чувствах, но и в исторических подробностях, психологии героев. Ведь пьеса отражает все переломные моменты эпохи: 1929, 1937, 1944 года. Сегодня сохранена партитура, многие играли еще в первой версии (Андрей Смоляков, Сергей Угрюмов, Сергей Беляев), а Марин, бывший в те годы ассистентом режиссера, теперь вместе с Машковым его «вспоминал». Восстановлена декорация Александра Боровского: деревянная выгородка с «ячейками» клеток, которая превращается и в барак в Тульчине, где живет вороватый бедняк-кладовщик, мечтающий вывести сына в люди, сделать из него знаменитого скрипача. И в студенческое общежитие при консерватории, куда повзрослевший Додик Шварц (Владислав Миллер) приезжает учиться. И, наконец, в санитарный поезд, куда уже сделавший первые успехи в карьере скрипача Давид попадает, отправившись на фронт. В финале – огромный пюпитр с цветами и свечами опускается сверху как мемориал. Премьерные показы шли в дни памяти Холокоста.

«Матросская Тишина» 2019 года – это прежде всего бенефис Владимира Машкова. Сценическое действие, в котором только благодаря ему, его стопроцентно подлинному проживанию, и происходит театр. С засаленными патлами на голове, округленными, словно красными от постоянных слез глазами, дрожащими руками выпивохи, в неказистом пиджаке Абрам Шварц Машкова – опустившийся старик, его и жалко, за него и больно, но и сына, стыдящегося такого отца (то руку поднимет, то заставит раздевать после очередной попойки), тоже понять можно. Вот только – внешнее (так фактурно показанное Машковым) не может определять человека. Его душа – душа не «маленького человека», но великана. Любящая, жертвенная, мудрая. Все очарование еврейского характера – в этой роли. Хитрость и щедрость, мессианство и приземленный юмор. Машков вкусно играет в деталях. Распивает водку, громко причмокивая и растопыривая пальцы; смакует еле заметно, но внятно и колоритно местечковый акцент; ходит на полусогнутых ногах, то ли от старческого ревматизма, то ли от невидимого бремени – волочить из последних сил свое существование ради того, чтобы показать сыну, «с чем едят счастье». В его Абрама Шварца влюбляешься с первых минут, в такого нелепого, то пресмыкающегося, то воспаряющего – и истово сострадаешь в конце, когда актер читает монолог о страшном геноциде и зал замирает.

Машков поступил так, как когда-то его учитель. Кроме четырех его партнеров, тех, что одного поколения (к примеру, Яна Сексте играет Розу Гуревич), на сцене – выпускники разных лет театрального коллежда Табакова, где молодые люди получают не высшее, а среднее специальное актерское образование, правда, потом их, самых одаренных, сразу берут в труппу. Так что, по сути, это студенческий спектакль, в котором – да, выходят корифеи труппы, но общей картины не спасают, все они (даже Беляев, Сексте, точнее играет только Смоляков роль молчаливого парторга) досадно поверхностны. Здесь нет серьезных актерских работ – кроме заглавной. В этой версии с новым поколением уже мало понимания духа времени, а с течением лет ведь безвозвратно ушел и ореол откровения вокруг пьесы Галича, такой смелой в оттепель, такой важной и в перестройку. Все, кто работал над первой постановкой, отмечали, что там «сложилось все: и отношение Табакова к материалу, и его воспоминания о семье, провинции, и, может быть, личные отношения с Галичем».