Смело, товарищ, в бой

Фото Маргариты Денисовой

Площадкой для уникальной премьеры выступил Центр имени Вс. Мейерхольда (ЦИМ). Кантата «Высшая мера» – авторизованный перевод пьесы Бертольта Брехта под названием «Die Massnahme» («Ме(и)роприятие»), который выполнил поэт-футурист Сергей Третьяков – друг Брехта, расстрелянный в сталинскую эпоху. Музыку написал Ханс Эйслер – представитель Новой венской школы, адепт додекафонной системы своего учителя Шенберга, однако вошедший в музыкальную историю как создатель немецкой революционной песни. Кантата, о которой идет речь, была создана в 1930 году и почти сразу же оказалась под запретом – власти усмотрели в сюжете открытую коммунистическую программу, а позже и сам Брехт наложил запрет на исполнение, борясь с неверными трактовками. «Дидактическая песня» – определение немецкого драматурга – вернулась на сцену только в 1997 году благодаря брехтовскому театру «Берлинер Ансамбль».

Для премьеры в ЦИМе режиссер Фабиане Кемманн привлекла русско-немецкий актерский состав, в том числе и артистов знаменитого театра «Фольксбюне». Действие, по сути, представляет собой суд: группа московских агитаторов признается в убийстве своего товарища в Китае, который сомневался в правильности их общего дела, но добровольно пошел под пулю, понимая неизбежность ситуации. Чередуя комментарии-воспоминания «вершителей судеб» со сценами-демонстрациями рассказанной истории, режиссер с первых секунд выстраивает театр соучастия, полноправные участники которого – зрители. На протяжении всего действия агитаторы обращаются к публике с призывами рассудить – правильно ли они поступили? И что бы сделали мы – последовали за своим сердцем или остались верны идее революции? В спектакле нет и не может быть однозначного ответа: в открытом финале, перед, собственно, сценой убийства, каждому дается время для того, чтобы принять или не принять это безжалостное решение. А также, возможно, вспомнить слова поэта-революционера Виктора Сержа, обращенные в прологе спектакля ко всем сидящим в зале.

Кантата Эйслера в оригинале написана для оркестра, поющих и речитирующих актеров и хора в 300 (!) человек. Фабиане Кемманн осуществила камерную версию спектакля, в следующем году планируется осуществить полномасштабную постановку. В данном случае хор сократился до 140 исполнителей, которые «зачитывали» приговор убийцам под аккомпанемент фортепианного сопровождения Петра Айду. Хоровые коллективы, расположившиеся на балконах, комментировали происходящее подобно древнегреческим хорам античной трагедии; сольные номера актеров – брехтовские зонги – отсылали к эстетике кабаре. Мелодическая простота многоголосной партитуры компенсировалась прихотливой ритмикой и переменным метром в духе кантат Орфа. Русский текст Третьякова с фразами наподобие «смело, товарищ, в бой» звучали торжественно-сурово, с непоколебимой уверенностью (гигантской хоровой «машиной» умело управлял хормейстер Андрей Котов). Исполнители, выступавшие в повседневной неконцертной одежде, периодически не совпадали друг с другом, переходя на нарочито примитивный открытый звук – но разве не так пели простые рабочие, пролетариат, выходя на улицу?

Зрители, декламирующие текст, в том числе с цитатами из Ленина, по ненотированной партитуре (перед спектаклем в фойе Петр Айду провел мини-репетицию), держащие в руках революционные листовки, которые им вручили агитаторы, выносили приговор наравне с хором. Как и в реальности, у каждого из них был выбор – примкнуть к общей массе, скандируя фразу «мы вас одобряем вполне», или молча взирать на расправу.