Из Берлина приехал одинокий барабанщик

Актер Нико Холоники играет вечного мальчика из романа Гюнтера Грасса. Фото с сайта www.nastrastnom.ru

Театр «Берлинер Ансамбль» открыл в Москве фестиваль «Solo» в театральном центре «На Страстном» спектаклем «Жестяной барабан» по Гюнтеру Грассу. Знаковый для немецкой культуры роман нобелевского лауреата режиссер Оливер Резе неожиданно перевел в монолог главного героя – Оскара Мацерата. Его играет Нико Холоники, который совершенно сразил русскую публику.

Но так ли удивителен выбор жанра монолога? Роман, где повествование ведется от лица главного героя, со стороны презрительно наблюдающего за окружающим миром, словно провоцирует оставить на авансцене лишь этот образ-аллегорию, а сюжетные перипетии редуцировать до емких описательных реплик. В два часа сценического времени, из которых актер ни на минуту не покидает подмостки, лишь иногда припадая к кружке с водой, входит вся линия жизни Оскара Мацерата. Тут стоит особо отметить работу драматурга театра Сибиллы Башунг, аккуратно создавшую из густонаселенного событиями и персонажами романа стройную одноактную драму и даже насытившую ее театральной авторефлексией («Главному герою досталась роль статиста, впору разочароваться в театре», – констатирует повзрослевший Оскар). Символический путь мальчика, в три года решившего больше никогда не расти, вечного ребенка с жестяным барабаном, выстукивающего ритм нацистской эпохи, вытянулся в драму опустошения.

Нико Холоники соединяет те самые полярные чувства, которые видит зритель в этом ребенке, родившемся с черной душой, – очарование и озлобленность. Небольшого роста, чистой арийской внешности, он выходит на своеобразную арену из опилок и песка (бродячий цирк, в который «гнома» Оскара все заманивает карлик Бебра) в коротких штанишках с барабанными палочками, запрятанными за подтяжки. В «вольере» лишь зияющая яма – погреб, куда Оскар специально упадет в детстве, чтобы оправдать свое волевое решение не становиться с людьми вровень, она же – последнее пристанище матери Оскара, которая сойдет с ума и станет бесконечно поглощать рыбу – тело Христово, словно желая искупить все свои грехи. И стул как из кэрролловской «Алисы» – несоразмерно большой, как трон, на который Оскар Холоники решительно забирается с ногами.

Главная краска актера, с легкостью сменяющего гримасы и маски, – отвращение, которое он вызывает надменностью своего героя, ненавистью к людям, даже его «сотворившим». Бабка, что зачала его мать на картофельном поле, спрятав поляка-беглеца под крестьянскими юбками. Мать, которую Оскар обожает, но и презирает за мягкость и беспорядочное поведение – ведь она родила и растит его с двумя отцами. Легкомысленным поляком и немцем-мещанином. Продавец игрушек, что делает его любимую вещь – жестяной барабан с красно-белыми язычками. Нико Холоники беспощадно давит их податливую жесть ботинками, и к финалу на сцене – целое кладбище барабанов, так же как на пути героя – вереница трупов близких людей, в которых он нуждался человечески, но и одновременно презирал, ощущая себя сверхчеловеком, равным младенцу Христу на руках Богоматери.

Его усиленные голубыми линзами глаза с «жаждой власти», подсвеченные нижними софитами, создают монструозное впечатление, а вкупе с гладко зализанным пробором – очень конкретный портрет исторической личности со вскинутой над головой рукой. Существование Холоники – на острой грани гротеска и предельного натурализма: актер буквально «играет» языком, постоянно высовывая его изо рта и дразня воображаемых собеседников (как ребенок – мужчина – животное), пуская обильную слюну в шипучий порошок на ладони перед глазами затаившихся зрителей (в рассказе о половом акте). Словно дьявол в обличье змия. Он бьется в юношеском сексуальном экстазе, дергая ногами и закрывая ладонями лицо, но для него это несравнимо с тем высшим чувством удовлетворения, когда он берется за барабанные палочки, или тем, как в детстве он наслаждался реакцией на свои разрушительные способности – разбивать криком любое стекло.

Актер каждую минуту дает зрителю ужаснуться дьявольскому чувству превосходства своего парадоксального героя и в то же время через смех отпустить страх травмы прошлого и вызвать жалость к этому нелепому, несчастному, по сути, существу, которое нарушило все мыслимые заповеди (христианская символика в монологе Холоники звучит еще ярче, чем со страниц романа) – как бы нечаянно, бессознательно.

Выверенное чередование трагических эпизодов – «хрустальная ночь» еврейского погрома, когда Оскар, будучи ментально на стороне штурмовиков, глубоко сочувствует хозяину разоренной лавочки, похороны матери, самого дорогого ему человека (тут природно бесчувственный тиран на секунду сбрасывает свою броню и актер заставляет героя плакать по-настоящему), – с комическими дает исполнителю невероятную широту эмоционального диапазона. Отдельные «номера» актер выкидывал, когда при смехе зрителей задирал голову на субтитры, как бы недоумевая: что там смешного печатают? А после спектакля Нико Холоники признался, что очень волновался играть эту историю в России, тем более что реплики русских, которые приходят брать Берлин в 1945-м, он говорит всегда сам почти без акцента.

Отличительная черта театра «Берлинер Ансамбль», основанного Брехтом, – минимализм средств. И несмотря на то что спектакль действует на зрителя не рационально, а как раз через эмоции, взрывную экспрессию и смелость (артикулирование табуированных тем при всей их условной режиссерской подаче на сцене), актер сочетает с холодной сдержанностью, что рождает впечатление документальности при всей избыточной метафоричности Гюнтера Грасса.