Детские травмы и навязчивое соседство

Михаил Дурненков (в центре) зорко всматривается в зал в поисках отзывов на пьесу «Шкура». Фото Даши Каретниковой/Фестиваль «Любимовка»

В Театре.doc в 29-й раз проходит фестиваль молодой драматургии «Любимовка». Этот год для независимого конкурса в Малом Казенном переулке – последний. 10 сентября Театр.doc должен переехать в новое помещение. Пока ситуация напряженная: денег почти нет, аренда в Москве дорогая. Варианты отваливаются один за другим. Поэтому пока на руках нет подписанного договора, доковцы не разглашают этот секрет – где будет их следующий дом.

Пока же «Любимовка» в самом разгаре – кажется, не висит дамокловым мечом ожидание переезда, как будто не было этих страшных дней с трагическими известиями о том, что основателей Театра.doc больше нет. Кажется, что вот сейчас в этой молодой толпе пройдет тихонько, как всегда, Михаил Угаров – заглянет в переполненный зал хитрым глазом, улыбнется добродушной улыбкой. Что из администраторской послышится жизнеутверждающий, бодрый голос Елены Греминой. Но нет… С минуты молчания начинать первый день не стали. В зале было совсем мало своих, «стариков» движения. Почтили память лишь на финальной внеконкурсной читке первого дня, когда собралась более-менее своя компания. До этого дважды говорили слова поддержки участникам «дела «Седьмой студии»,  как и в прошлом году. С надеждой, что в третий год слова уже точно будут другими. 

День открытия прошел симптоматично и обрисовал характер конкурса-2018: 646 пьес со всей России, пул авторов еще больше помолодел, поэтому тематика драматургии стала базироваться на подростковых переживаниях – и от общественной вновь дрейфует к самокопаниям индивидуума. Хотя описание окружающего мира традиционно не лишено исследовательского любопытства к пограничным состояниям, и «драматургия боли» становится в оппозицию к «драматургии благополучия». 

Так, пьеса Ани Агаповой «Магазин ненужных вещей» была написана по материалам общения и занятий с детьми из психоневрологического интерната и разговорами со специалистом-психологом, который рассказывает о бытовой специфике пребывания особенных детей в закрытом гетто исправительного учреждения. Эта литературная, монологичная часть наплывала на документальную: вербатим-диалоги пациентов отражали рваное, перемешанное сознание нездорового человека, который видит мир сквозь представляемое взаимодействие обычных, повседневных предметов – например, фонаря, карандаша. 

Монолог психолога, правда, не открывал ничего нового, кроме того, что можно прочитать в любом качественном репортаже обо всех этих драматических перипетиях человеческого бесправия и брошенности, когда единственное, что принадлежит человеку, – это прикроватная тумбочка, когда невозможно побыть одному. Когда вещи, что заботливо принесут волонтеры, все равно не дойдут до получателя, а будут скапливаться, как в «магазине ненужных вещей». Так как некому  и незачем включить ребенку магнитофон или дать бумагу для рисования. Однако форма параллельных текстов пьесы ставит любопытную задачу для режиссерского монтажа. Женя Беркович, не раз занимавшаяся настоящим социальным театром (в тюрьме, больнице и пр.), хаотично рассадила артистов  внутри зрителей, чтобы одновременно проговариваемые реплики, накладываясь друг на друга, выводили публику из зоны комфорта. А в звуковой и ритмической структуре режиссер разглядела – на будущее – потенциал либретто современной оперы. 

Поверхностный и во многом антитеатральный подход охарактеризовал и пьесу Катерины Антоновой «Пока я здесь» из города Серова, который с недавнего времени прославился, после того как на «Золотой маске» открыли потенциал местного драмтеатра. Монолог девушки о трудном, голодном и холодном детстве 90-х с нищетой, невниманием родителей – мамой, торгующей в ларьке на рынке, отчиме-полубандите и остальными стереотипными приметами, в качестве проблемы и конфликта предлагал рассматривать оставленность ребенка, которая аукается во взрослом возрасте депрессией и инфантилизмом. Неисчерпаемая и в то же время избитая тема, к сожалению, драматургически была решена крайне скудно. Прозаический монолог с неубедительным финалом и малоинтересным языком, копирующим речевые штампы, по форме подражал Ярославе Пулинович. Кроме хрестоматийной «Наташиной мечты» на обсуждении вспомнили и не имевшую столь богатой постановочной судьбы «За линией». Очевидно, что надрыв социальной драматургии нулевых (яркий пример – Василий Сигарев) давно ушел, это был стиль пьес сегодняшних тридцатилетних. Двадцатилетние пишут добрее, круглее и ограниченней в плане как идеи, так и эмоционального воплощения, почти с обязательным хеппи-эндом, а главное – не имея объема мысли на глубокий анализ не частного факта, а истории страны, поколения и последствий противоречивой эпохи.

Конечно, мастерство драматурга и сам автор не появляются невесть откуда. На «Любимовке-2018» представлены ученики Натальи Скороход, которая ведет мастерскую драмы в Петербурге. Из Минска – участников лабораторий Белорусского центра современной драматургии. Талантливая пьеса «Шкура» Алены Иванюшенко, которую сразу окрестили феминистической, так как посвящена она бытовому и сексуальному насилию над женщиной, продемонстровала, как простроенная драматическая форма (многоголосие персонажей автором искусно дирижируется) способна приковывать внимание зрителя. Подростковый опыт двух героинь-антиподов сходится в одной точке невозврата –  пережитое насилие, будь то «игра» одноклассников у девочки-оторвы или неожиданная агрессия молодого человека девушки-паиньки, – становится той травмой, которая пытается сломать и восприятие жизни, и саму жизнь.  Откровенность темы и смелость автора вкупе с человечностью в работе с ней делают этот психотерапевтический текст особенно ценным. Констатин Райкин, который пришел со своей дочерью Полиной на эту читку – а народный артист активно интересуется новой драмой – выразил сожаление, что при нашем законодательстве пьесу о себе подростки в театре не увидят. Их просто не допустят по цензу. «Чем более резко написана пьеса, тем меньше у нее шансов добраться до зрителя», – сказал Райкин. Однако радостно, что «Сатирикон», подвергшийся гонениям за постановку пьесы «Все оттенки голубого», в лице его худрука продолжает интересоваться такими пьесами, которые не боятся физиологично, как по теме, так и по языку, рассказывать о «мерзостях жизни». 

Завершила день открытия читка новой пьесы Павло Пряжко «Сосед» –  мастодонты новой драмы идут теперь в офф-программе. Пьеса-загадка, в духе всего театра Пряжко, раскрывает вроде бы сугубо бытовой конфликт. Два соседа – старый и молодой – встречаются в своем дачном поселке и сцепляются языками. Старый так и норовит рассказать молодому всю свою жизнь, цепляясь за его поддакивающие ответы, вываливает на него все свои проблемы. У молодого, как под конец оказывается, тоже есть свой корыстный интерес. Занудный монолог старого он слушает, а потом впрягается и стричь соседа, и чистить ему картошку, чтобы при удобном случае вставить просьбу: пусть бы уже поговорил с женой-судьей (наследницей семьи воров), чтобы она сделала потише свой шансон. Но Пряжко не был бы Пряжко, если все бы было так просто. Хотя несвойственная ему сентиментальность и насторожила многих. 

Пьеса-зеркало позволяет трактовать ее пластично, вчитать любой контекст – попытку сбежать от жизни в пустяки, в их мелочное перетирание; вербальное и эмоциональное насилие одного человека над другим... Кроме того, драматург как мастер стилизации потрясающе точно копирует стиль разговора среднестатистического российского человека – с его бесчисленными повторами, пустотой и статикой, спиралевидным ходом диалога, который абсолютно отражает само течение жизни –  бессмысленное и ускользающее.