Владимир Дудин
На финальном гала-концерте фестиваля.
Фото © Фестиваль «Биргитта»
С тех пор как маэстро Эри Клас – идейный вдохновитель фестиваля «Биргитта» покинул этот мир два года назад, начался период перемен, время поиска иных форматов и художественных решений. В последние годы своей активной деятельности Клас все больше становился похожим на капитана корабля-красавца, обошедшего много стран, корабля, на который, как и полагается по библейским заветам, похожи уцелевшие через века могучие стены и два фасада огромного монастырского храма, где сейчас располагается зрительный зал на полторы тысячи мест.
Команде Класа, как и ему самому, был присущ романтизм, тяга к неизведанным территориям на грани синтеза искусств. На фестиваль «Биргитта» под руководством Эри приезжать было интересно даже ради наивного детского любопытства – знакомиться с эстонским постановочным дизайном, в котором всегда так много свободы, обескураживающей наивности и неформальности, уходить от привычного оперного измерения.
Публика всегда с интересом ждала как минимум одну большую фестивальную премьеру, созданную силами именно фестивальных креативщиков, бравших за основу метод отважного эксперимента. Жанром, больше всего подходящим для этого, оказалась оратория, будь то «Жанна д'Арк на костре» Онеггера с дирижером Ану Тали, словно бы воплотившей в своей отчаянной страстности саму Жанну, «Кармина бурана» и «Катулли кармина» Орфа, опера-танго «Мария де Буэнос-Айрес» Пьяццоллы. Эту традицию подхватил и молодой маэстро Ристо Йоост, занявший после Эри Класа пост художественного руководителя.
Под его руководством прошли премьеры ораторий «Времена года» и «Сотворение мира» Гайдна, где в ход пошли и вовсе цирковые приемы, задействовав пространство для полета над сценой и даже зрителей. Но времена меняются иногда с точностью до смены полюсов: с прошлого года фестивальная сцена поменяла свое расположение, переместившись с западного фасада на восточный, в том числе и ради удобства артистов и увеличения зрительской зоны. Поменялось и внутреннее оснащение. Если прежде деликатно встраиваемые в «тело» храма сценические конструкции не давали зрителям забыть, что они находятся в стенах руинированного монастыря XV века и поддерживали романтическое настроение, то сегодня стандартный black box, красные дорожки и белые кресла фактически создавали иллюзию комфортного зрительного зала-амфитеатра.
Культура гламура, принесенная в руины вместе с прагматичными временами, требующими потребительского уюта, безопасности и статусности в одном из самых живописных районов Таллина, слегка вытеснила впечатления от гения места. Но, как известно, Deus conservat omnia (лат. «Бог сохраняет все»), а потому монастырские стены, повидавшие на своем веку разное, пройдут и сквозь эти неизбежные перемены. Афиша этого года количественно получилась скромной, хотя по-своему со вкусом: два показа оперы «Богема», два балетных вечера, включая полномасштабный балет «Черное и белое» (версию «Лебединого озера» в хореографии Марио Радачовского), молодежный гала-концерт «Музыкальная школа» и финальный оперный гала молодых певцов «Опералии» Пласидо Доминго. «Богема» Пуччини, с одной стороны, представляла Италию, Teatro del Giglio из Лукки, с другой – интернациональность сегодняшней оперной индустрии, поскольку рядом с Ларой Ланьи (Мюзетта) и Матиасом Тоси (Марсель) были Йою Хон (Мими) и Кайунгхо Ким (Рудольф), а за пультом стоял сам Ристо Йоост.
Обязательный визит зарубежного театра входил в фестивальную концепцию и Эри Класа. Не забыть, как ликовал он, когда на фестиваль «Биргитта» удалось привезти несколько спектаклей Opera North из Лидса – одну из очень сильных, стильных и почему-то не слишком распиаренных британских оперных трупп. Фестивальная публика оба вечера с огромным энтузиазмом заполняла зал на «Богеме» Марко Гандини, приняв этот спектакль за торжество итальянского стиля, в который отлично вписались и Хор мальчиков Национальной оперы «Эстония» с детским хором Таллинской средней музыкальной школы, и Камерный хор Эстонской филармонии с фестивальным оркестром.
Прием балета «Черное и белое» оказался скорее сдержан, чем холоден. Знаменитая партитура «Лебединого озера» Чайковского в резко перпендикулярной модернистской хореографической версии Радачовского в исполнении солистов Национального балета Брно претерпела здесь большие изменения в виде музыкальных купюр, сведших балет до двух часов десяти минут, и смену сюжетных акцентов. Хореограф «вписал» в сюжет личную историю, связанную с преодолением своей страшной болезни, собственно чумы XXI века, во время которой испытал сильнейший шок: «С тех пор я знаю наверняка, что все мы одинаково подвержены опасности, а произошедшее со мной навсегда изменило мою жизнь». А потому все герои этого танцевального нарратива были облачены в костюмы и циничные манеры офисных работников.
В центре внимания оказался Принц (фантастически киногеничный Артур Абрам), а злой Ротбарт (Мартин Свободник) стал аллегорией этой болезни, в результате которой мужской дуэт с неизбежно агрессивными домогательствами и желанием увлечь в небытие не без мрачной эротической подоплеки оказался главным жанром балета. Женский кордебалет, а также образы Одетты-Одиллии (Эмилия Вуорио и Ивона Елишева) казались при таком раскладе вдвойне заколдованными и ирреальными, словно вовсе недоступными главному герою. Эффектную роль в оформлении спектакля играли зеркала задника, рождая иллюзию ментальной зыбкости, опасности быть затянутым в никуда. В вечере балетов под общим названием Made in USA наибольший восторг вызвала из трех композиций заключительная – беспроигрышная хореографическая иллюзия знаменитого выдумщика Мозеса Пендлтона «Лунное море – черное белое».
В «Серенаде» Баланчина танцорам явно не хватало элементарной дисциплины и благородной элегантности. В «Софе» бельгийца Оливье Веверса, сочиненной не без воздействия моцартианы Иржи Килиана как вариаций на вечную тему выстраивания отношений между полами, коллективного и личного солисты не могли найти верный тонус и баланс между серьезностью и иронией, лиризмом и комизмом, скатываясь в полуклоунаду. Аттракцион финального номера спасла тьма и неоновое свечение, в аранжировке которых история о людях-рыбах, беззаботно решающих вопросы слияния, деления, размножения и свободы передвижений, завораживала визуальными метаморфозами.
Финальный гала-концерт фестиваля, посвященный опере, стал не столько парадом очень ярких избранников Пласидо Доминго, приславшего видеообращение к фестивальной публике, сколько триумфом дирижера Ристо Йооста и Эстонского национального симфонического оркестра. Благодаря встроенной акустической системе и отличному освещению ничто не мешало слуху и глазу радоваться. Программу собрали в основном из самых-самых оперных хитов Россини, Доницетти, Моцарта, Верди, включив сарсуэлу, мюзикл и даже проникновенную эстонскую песню Ei saa mitte vaiki olla («Невозможно молчать») Мийна Хярма в аранжировке Тыниса Кырвитса в исполнении эстонской меццо-сопрано Кай Рюютель. Роскошная, сладкоголосая сопрано Марина Коста-Джексон, явно не понаслышке знакомая с секретами заразительных шоу, пела оперу как броские эстрадные номера, не нарушая чувства стиля. Румынский тенор Стефан Поп подкупал зал павароттиевским форматом голоса и тела. Американский баритон Эдвард Паркс, мечтающий спеть партию Евгения Онегина, пленял искренностью. Эстонская меццо Кай Рюютель, вышедшая из прославленного Хора девушек Эстонского телевидения под управлением Аарне Салувеера, пригласила публику на свой осенний дебют в партии Кармен в Национальной опере Эстонии.
Таллин–Санкт-Петербург
комментарии(0)