Алла Шевелёва
Фото (c) Rimini Protokoll
На фестивале «Вдохновение» на ВДНХ гастролирует спектакль «Situation Rooms» немецко-швейцарского театра Rimimni Protokoll (см. «НГ» от 22.07.18). Театральный критик Алла ШЕВЕЛЕВА встретилась с одним из режиссеров команды Даниэлем ВЕТЦЕЛЕМ специально для «НГ» поговорить о принципах работы Rimimni Protokoll, специфике театрального акционизма и общественных утопиях.
– Как давно вы в Москве? Удалось ли окунуться в атмосферу мундиаля?
– Сейчас я живу в Афинах и следил за чемпионатом оттуда. В Афинах был много российских болельщиков, я смотрел футбол вместе с ними. Интересно, что в этом году впервые в жизни за ЧМ следила моя 11-летняя дочь. Я не большой фанат футбола, но в этот раз мне было интересно наблюдать за игрой глазами ребенка. За тем, как в ней просыпается патриотизм, за её воодушевлением и восхищением собственной страной. Когда Германия вылетела, она болела за Бразилию. Когда вылетела Бразилия – за Англию. За Францию она не болела, потому что в прошлом году Франция выбила из турнира Германию. А я болел за Бельгию и Хорватию, пытаясь объяснить ей, что для небольших стран важнее участвовать и победить, потому что те же французы и так уверены, что играют лучше всех.
– Ваш театр считается документальным, но в прошлом в вашей практике были спектакли в жанре акционизма. На закрытии ЧМ состоялась акция российских художников PussyRiot. Насколько подобное выступление вам близко и интересно, как театральному практику?
– Для меня их выступление стало самым интересным моментом матча. (Смеётся) Потому что это было нарушением обычного порядка, нарушением восприятия, поскольку в этот момент и игроки, и зрители были сконцентрированы на том, смогут ли хорваты забить ещё один гол. И вдруг ты видишь на поле людей, у которых в данный момент другие цели. Тебе показывают другой уровень реальности. Это был сделано с юмором, не агрессивно. Конечно, это была пиратская акция с элементами паразитизма. Но их высказывание показалось мне важным, надеюсь, что в России плюрализм развит настолько, чтобы понять этот поступок.
– Ваши спектакли не похожи друг на друга. На этот раз вы привезли в Москву свой спектакль «SituationRooms». Расскажите, пожалуйста, об этом проекте.
– Это не так просто. Скажите, вы продавали когда-нибудь танк?
– Нет.
– Большинство ваших читателей тоже скажут «нет». А вы когда-нибудь выходили на митинг против насилия над детьми в тюрьме? Во время митинга в вас стреляли собственные власти?
– Нет.
– Вы работали ли вы когда-нибудь в столовой на фабрике, не зная, что производят на этом заводе, пока в один прекрасный день он не взорвался?
– Нет.
– В спектакле «Situation Rooms» вы оказываетесь в положении двадцати персонажей, чья жизнь связана с оружием. Соответственно они смотрят на эту ситуацию с 20 разных точек зрения. Мы убрали разделение между зрительным залом и сценой. Потому что если вы хотите понять этих людей с документальной точки зрения, вам нужно примерить их роли на себя. Другое дело, задумывались ли вы когда-нибудь о том, что мир может существовать без оружия.
– К сожалению, это утопия.
– Один из персонажей нашего спектакля политик, который занимается этим вопросом. Если бы он сидел на сцене и произносил свой монолог перед вами, вы бы сказали: «Утопист!». Но когда ты слышишь его голос в наушниках, он ведет тебя по пространству, рассказывает про свою работу, тебе не так просто назвать его мечтателем.
У наших героев разные позиции. У каждого своя правда. Спектакль не задаёт никакого направления. Скорее конфликтная и противоречивая тема производства оружия становится для зрителя актуальной.
 |
| Фото (c) Rimini Protokoll |
– Обычно зрители становятся полноправными участниками ваших спектаклей. Вы всегда даёте им право выбора. Принимают ли они решения на этот раз?
– Нет. И самое главное, никто не будет наблюдать за ними со стороны. Каждый участник наденет наушники и будет переживать происходящее наедине с самим собой. Он будет следовать по своему собственному маршруту, слушать истории тех героев, которые ему достались. Чем-то это будет похоже на путешествие по выставке с аудио-гидом. Деменик Купер, сценограф спектакля, выстроил очень реалистичные декорации. На спектакль стоит прийти просто ради того, чтобы увидеть их.
– Сколько лет шла подготовка к спектаклю?
– Два года. 10 месяцев длилось исследование.
– Ваш театр тесно сплетен с социологическими и психологическими исследованиями. Когда принимаешь участие в ваших постановках, порой чувствуешь себя участником эксперимента. Насколько вас лично задевают темы, которые вы затрагиваете?
– Конечно, в них всегда есть система и определенный расчёт, но есть и абсолютно тёплый, человеческий подход. Скажем, «Situation Rooms» – это 20 человек, которых мы пригласили в наш проект из Африки, Израиля, России, Сирии, Америки. Они неделями работали с нами, потому что им хотелось донести определенные мысли до зрителей. Мы пошли им на встречу и хотели дать возможность высказаться, а кроме того, донести их переживания до других людей. Случается, что люди близко к сердцу принимают истории наших героев. Но ты не можешь принять сторону только одного из них, при том, что ты им сопереживаешь. В этот момент ты осознаёшь, что тобой манипулируют. И тут важно быть готовым к подобному опыту. Это похоже на аттракцион «Лабиринт отражений». Я ненавижу лабиринты с зеркалами, но когда оказываюсь в них, всегда говорю себе: «Хорошо, сейчас я пройду его. Может быть, мне будет даже весело».
Но в нашем спектакле ты не один. Ты взаимодействуешь с другими зрителями. Кто-то наливает кому-то суп, кто-то помогает кому-то снять куртку. Это немного похоже на съемку фильма. Зрителей ждёт потрясающее впечатление от сосуществования в этом процессе.
– У каждого проекта есть цель и результат. Какова цель и результат ваших проектов?
– Мы не претендуем на истину. В первую очередь для нас важны переживания. Наши спектакли хитрее и умнее нас. Театр демократичен именно потому, что даёт возможность большому количеству голосов прозвучать, а не решает, какой голос прав, а какой – нет.
Мы пробовали работать с людьми, которые производят или покупают оружие. И они всегда отказывали нам, отвечая: «вы, люди театра, всегда либерально настроены, вы – левых взглядов. Мы всегда будет для вас на стороне зла». Переубедить их было невозможно, хотя нам хотелось, чтобы зрители услышали и их аргументы, примерили на себя их роль. Для восприятия нашего спектакля важно не давать оценку героям, не выслушав их. Таким образом можно обокрасть себя, не получив уникальный опыт.
– Существуют ли границы у вашего театра, территория, за которую вы никогда не будете заходить?
– Мы не проводим эксперименты над зрителями, а создаём театр с позиции зрителя. Речь идёт не об эксперименте, а об экспириенсе, о переживании, об опыте. Территория, на которой мы действуем, её границы связаны с тем, что люди, которые пришли в театр, хорошо понимают, что им нравится делать, а что нет. На этом всё основывается. Есть другие коллективы, которые могут запереть зрителей на пять часов в помещении и наблюдать за ними. Но мы никогда не будем проделывать нечто подобное.
Есть структура игры, которую мы часто используем в своих спектаклях. Прежде чем принять в ней участие, ты знакомишься с правилами и решаешь для себя, участвуешь ты или нет. Правила всегда определяют рамки. И мы всегда эти рамки контролируем.
– Вы много гастролируете по миру, в чем секрет успеха вашего театра?
– Я обратил внимание на то, что в театр хлынул огромный поток людей. Думаю, это связано с цифровыми технологиями, которые сегодня занимают так много места в нашей жизни. Когда человек стремится в театр – это вовсе не значит, что он хочет увидеть старую пьесу или насладиться игрой актёров. Он приходит за новым опытом, новой точкой зрения, за перспективой и пониманием, в каком мире он живёт и каково его место в этом мире. Он хочет попробовать новые формы, окунуться в театральный эксперимент. Я всё-таки употребляю это слово, подразумевая совместное переживание и восприятие. Зритель задумывается: «Как я изменюсь, попав в него?». Мы живём в мире, который состоит из потока фотографий, информации, которая постоянно попадает на наш телефон. А в нашем театре мы используем документальные материалы, используя опыт людей, которые живут вокруг нас.
Сегодня в театральном мире появилось много всевозможных театральных форм. И когда я оказался на фестивале «Золотая маска» в Москве, то был удивлен тем, как много внимания в его программе уделяется спектаклям большой формы, напоминающим по стилистике бродвейские постановки, в то время как в России существует много маленьких театриков, которые своей работой пытаются изменить что-то в сознании населения страны. Мне кажется, подобных постановок должно быть гораздо больше.
Театр – это социально важная форма (это относится не только к Rimini Protokoll), он способствует возникновению понимания и согласия между людьми. Меня удивило это, потому что я знаю, что многие театральные идеи пришли в мировой театральный процесс в начале ХХ века из России.
– Почти каждый год вы привозите свои спектакли в Россию. Чем российский зритель отличается от любого другого?
– В России мы всегда находим очень открытую, заинтересованную публику. Для нас важен отклик, который мы получаем после спектаклей. Российский зритель с энтузиазмом отзывается на экспериментальную форму, которую мы предлагаем. Только что у нас был прекрасный опыт со спектаклем «100% Воронеж» (был создан в рамках Платоновского фестиваля искусств. - «НГ»). Мы работали с жителями города, это не был готовый спектакль.
Мы думаем, что наши спектакли могут вдохновить театральных деятелей. 20 лет назад в Германии разница между большой сценой и спектаклями малой формы перестала быть такой явной. Сегодня эта граница размыта. Театр – это кафедра, он должен знакомить нас с прошлым, но обязательно должен говорить о том, что происходит здесь и сейчас.
комментарии(0)