Надежда Травина
В заводском цехе музыка Малера пока не прижилась.
Фото Марины Дмитриевой предоставлено пресс-службой
Пермского театра оперы и балета
В этом году организаторы Дягилевского фестиваля удивляли не только программой, концерты которой проходили в буквальном смысле от заката до рассвета, но и выбором мест для их проведения. К примеру, легенда нью-йоркского авангарда Мередит Монк и ее команда исполнили свой перформанс в ледовом дворце спорта, а спектакль «Иглы и опиум» канадского режиссера Робера Лепажа был показан на сцене Дворца культуры имени Солдатова, архитектурного памятника сталинской эпохи. Однако самым необычным событием Дягилевского стал концерт фестивального оркестра под управлением Теодора Курентзиса – и не где-нибудь, а в пространстве бывшего завода по производству и ремонту паровозов «Ремпутьмаш» (завода имени Шпагина).
Для Европы подобный эксперимент – не в диковинку: например, мероприятия крупнейшего фестиваля искусств Ruhrtriennale неоднократно проходили в угольной шахте, электростанции и других индустриальных точках. Для Перми, по словам губернатора Пермского края Максима Решетникова, выступившего на открытии – это новая культурная страница в истории города. Завод, которому в этом году исполнилось 140 лет, планируют превратить в место паломничества музыкантов, композиторов и режиссеров – благо, от Пермского театра оперы и балета всего пять минут ходьбы, а неподалеку своими пейзажными видами вдохновляет красавица-Кама.
Перед тем, как по традиции завершить Дягилевский фестиваль симфонией Густава Малера, Курентзис решил представить ее внутри цеха №5 переоборудованного завода Шпагина. Внутри он больше напоминал концертный клуб или стадион: три сектора для зрителей и пространство у сцены как фан-зона, снаружи – приятный кейтеринг для гостей. Вместо программки – памятка по пожарной безопасности и плед для сидения на полу. Впрочем, сидеть оказалось невозможно – и не только по причине духоты (шумную вентиляцию на время концерта пришлось выключить). Ввиду отсутствия экранов над сценой и тесного расположения стульев зрителям на дальних местах было крайне трудно разглядеть дирижерские пасы Курентзиса – а это все-таки то, что, безусловно, отличает маэстро.
Без сюрпризов, как водится на его концертах, не обошлось: перед долгожданной симфонией прозвучали два ранее не объявленных сочинения современных композиторов. «If I die… she said» киприота Андреаса Мустукиса с первых звуков погрузила слушателей в мистериальную атмосферу. Остинатные мелодии скрипок (солисты – Айлен Притчин и Николай Саченко), рожденные из пространственно-сонорной темы, мгновенно вызвали аллюзии на эстетику Арво Пярта. Чего не скажешь о другой пьесе: «GHB/tanzaggregat» сербского автора Марко Никодиевича (название переводится примерно как «танец агрегата») по-настоящему раскачала зал: оркестр мастерски воспроизводил причудливые балканские мотивы со всевозможными ритмическими группами и синкопами, а Курентзис управлял этой гигантской машиной, стоя внутри нее. В музыке то и дело слышались отсылки к «Заводу» Мосолова или «Пасифик 231» Онеггера, словно демонстрируя процесс производства путевых машин – собственно, все, чем славился «Ремпутьмаш» до реконструкции.
Исполнение Четвертой симфонии на заводе оставило двойственное впечатление. К прочтению малеровского цикла придраться было невозможно, равно как и к великолепному голосу Анны-Люсии Рихтер, выступившей в качестве солистки в финале. Музыканты играли с подзвучкой, необходимой для элементарной слышимости и это, увы, придавало звучанию оттенок попсы. Микрофоны транслировали малейшие шорохи, и даже дыхание: увы, но неповторимая трактовка партитуры дирижером и оркестром воспринималась неестественно и как-то искусственно. На заводе Малер пока не прижился, но зато в традиционных концертных залах – на закрытии Дягилевского фестиваляв Пермском театре оперы и балета, гастролях в Концертном зале Чайковского и Венском Концертхаусе – был самим собой. Курентзис позволил каждому прочувствовать малеровскую печаль об утраченном рае: четыре части симфонии предстали одновременно трагическим и ироническим высказыванием. Намеренный акцент контрастов между темами, динамикой и даже темпами словно очерчивал границы земного и неземного в цикле.
Особенно это было заметно в Адажио, где в тонкое и сокровенное созерцание вдруг ворвалось и обрушилось внезапное tutti – мощь оркестра буквально заставила слушателей вжаться в спинку кресла. В московском концерте с этой частью, к сожалению, вышел неприятный инцидент. Мелодия мобильного телефона, грубо ворвавшаяся в медитативную атмосферу на сцене, заставила Курентзиса прервать звучание и опустить руки: надо ли говорить, что от его тихого выговора невежам и скорбной позы за пультом стало не по себе даже невозмутимой богеме.
Интересной оказалась трактовка «темы бубенцов», которая, подобно idee fixe пронизывала все части: фестивальный оркестр озвучил ее то механистично, то с юмором, то отрешенно, то с ярко выраженным гротеском. И только в финале эта тема превратилась в настоящую стихию, прерывающую безмятежность детской песни «Мы вкушаем небесные радости» из фольклорного сборника песен «Волшебный рог мальчика» поэтов Арнима и Брентано. Кстати, симфонию в упомянутых концертных залах предварило исполнение двенадцати песен из этого сборника.
Солисты Анна-Люсия Рихтер (сопрано) и Флориан Бёш (бас-баритон) изо всех сил старались донести до публики образы незатейливых вокальных миниатюр, порой превращая их в театральные сценки, что, впрочем, даже украсило выступление. На заводе имени Шпагина приглашенным артистам наверняка бы пришлось петь в микрофоны – хотя, кто знает, может быть, после дальнейшего усовершенствования новой концертной площадки это и не понадобится, ведь впереди у завода – новая жизнь. Как утверждают местные власти, к 2023 году здесь будет построен культурно-исторический кластер. Также пространством «Ремпутьмаша» весьма заинтересовался Ромео Кастеллуччи: как говорит продюсер Дягилевского фестиваля Марк де Мони, не исключено, что в следующем году итальянский режиссер поставит там один из своих шедевров.
Пермь
комментарии(0)