Дмитрий Брусникин: "В "Практике" не будет палочного диктата, двери будут открыты"

Дмитрий Брусникин берется за непростое наследство, однако уже имеет багаж заготовок. Фото агентства «Москва»

Дмитрий БРУСНИКИН после назначения на должность худрука в театр «Практика» провел встречу, где поделился размышлениями о судьбе экспериментального центра новой драмы. Корреспондент «НГ» Елизавета АВДОШИНА задала свои вопросы об обоих театрах, с которыми связан театральный деятель.

– Не первый раз повторяется ситуация, когда молодой театр был ярко создан, затем пришел период спада, снова подъема и т.д. Возможно, с вашим приходом «Практику» ждет новый рывок.

– Жизнь любого театрального организма недолговечна. Театры всегда переживают различные периоды своего развития. Я, например, застал период глубокого застоя МХТ. Когда Эдуард Бояков создавал «Практику» 13 лет назад, жизнь вокруг была совершенно иной, энергии были другими, потребности. Эдуард угадал тогда, что нужно найти место, которое бы концентрировало людей, относящихся к современной драматургии, новому тексту. Вокруг драматургических текстов возникала здесь жизнь. Это было невероятно притягательно. То же самое тогда происходило по значимости с Театром.doc. Идеи и сейчас остались, но поиск новых текстов расширился. К нему нужно подходить иначе. Думать о том, что такое сегодня современный театральный язык, который включает не только драматургию. В «Практике» был период при Иване Вырыпаеве, когда, хотя здесь были и другие мастерские (Олега Кудряшова из ГИТИСа, моя из Школы-студии МХАТ), театр строился вокруг текстов одного драматурга, это было его визитной карточкой. Абсолютно заслуженно, надо сказать. Но сейчас вырыпаевских текстов не хватает – и в целом, и здесь. Но я думаю, наше сотрудничество с ним еще продолжится. 

– То есть театр по-прежнему будет работать только с современной драматургией?

– Это одно из направлений. Продолжим взаимодействовать со всеми конкурсами: «Ремаркой», «Любимовкой» и др. Будут читки, эскизы. Но театральный текст – это и мультимедиа, и поэзия, и хореография. 

– Будет ли серьезное развитие медиаискусства, которое вы заявляете? Обычно ведь такое дело в театре заканчивается хиленьким белым экраном…

– У каждого направления будет выбран куратор. И мы хотим организовать дело таким образом, чтобы к нам потянулись и финансы. У бизнеса есть желание вложить средства, просто театр пока не может найти этот взаимный интерес. Например, спектакль нашей мастерской «Транссиб» мы играли недавно на заводе, причем Департамент науки не ожидал от нас такого предложения, но зрители увлеклись, и теперь мы обсуждаем совместные планы – их интересует все, что связано с новыми технологиями. Не они же ходят к нам, а мы к ним. А нужно ходить – создавать поле! 

– Какая административная структура сейчас в «Практике»?

– Одно из преимуществ этого театра – что здесь нет труппы. За этим будущее театра. Труппа – невероятный груз, с которым трудно справляться. «Практика» же – продюсерский центр, где на каждый проект подбирается особый состав исполнителей. Сегодня спектакль, проект уже и есть театр. У нас не будет палочного диктата, двери будут открыты – будут приходить все, кто желает. Мы будем со всеми вести диалог. Помогать молодым режиссерам, драматургам, актерам, перформерам, художникам. 

Департамент культуры Москвы предложил мне стать худруком театра после того, как «Мастерская Брусникина» два сезона была резидентом «Практики». Свои права в статусе «резидентов» мы так и не поняли. Театр в это время был директорским, с чем я не могу согласиться. Потому что должно быть разумное и тонкое соединение художника и директора. На данный момент и.о. директора – я. И в мою задачу входит найти новую административную команду. Депкульт ведет себя деликатно: не настаивает на кандидатурах. Ведем рабочее обсуждение. 

– Ваша идея дать студентам, дипломникам и потом выпускникам старт на профессиональной сцене была в свое время стихийной или вынашивалась давно?

– Она выросла на основе опыта моего преподавания в Школе-студии МХАТ в течение 30 лет. Впервые понятие «мастерская» возникло у Петра Фоменко, потом оно было поддержано в ГИТИСе. Я обратил внимание, что молодые актеры быстро взрослеют и претензия на высказывание появляется гораздо раньше, чем десятилетия назад. Им есть что сказать. Они имеют право. Потому что советская практика предполагала, что студент заканчивал театральный вуз, получал распределение и радовался тому, что попадал в известный столичный театр. А потом пять лет выполнял роли второго плана, массовки и т.п. Весь потенциал сбивался, он начинал пить. Возможностей было крайне мало. Мне повезло: моим учителем был Олег Ефремов, он эти вещи чутко понимал. Недаром он был основателем «Современника» (потом он пошел буквально спасать МХТ, за который уже стыдновато становилось). В конце первого курса наша мастерская стала играть в «Практике»: Вырыпаев посмотрел наш экзамен по новой методологии в дисциплине «мастерство актера» – наблюдении. Из него вырос спектакль-вербатим «Это тоже я». Чем раньше актер выходит на зрителя, а не на родственников (семейные радости!), тем лучше. Как сделать так, чтобы возникали личности? Какие условия нужно создать? Какую свободу нужно дать? Это вопросы методологические. 

– До сих пор не утихает обсуждение вашей потенциальной кандидатуры на пост худрука в МХТ, сейчас ситуация в коллективе с началом работы Сергея Женовача стабилизировалась?

– Понимаете, я же проходил такой этап после смерти Олега Николаевича. Механизмы очень похожи. Тогда я был на 30 лет почти моложе и помню, что, когда приходил Табаков со своим взглядом и идеями построения жизни Художественного театра, я, например, в них не вписывался. Я тогда прекратил свою режиссерскую деятельность, играл только как актер и преподавал. При Ефремове мы создавали студии. Нам с его последним курсом (15 человек) в Школе-студии, где я преподавал, казался необходимым приход Клима (был спектакль Владимира Берзина по его ремейку «Ромео и Джульетта»), Рома Козак выпустил мюзикл. Но Табаков расстался с этой историей, оставив одного-двух человек. После чего все перешли в Пушкинский театр, где сейчас являются ведущими актерами труппы, и Юра Бутусов свои спектакли там ставит только с этой группой. 

Художественный театр – уникальное место, которое отражает состояние страны. Если застой в стране – то и в театре. Ефремов начинает делить МХАТ – разваливается Союз. Потом начался период коммерции, люди хотели зарабатывать деньги. Сейчас период какой-то другой, и этим процессом и должен овладеть Сергей Васильевич.