МХТ им. Чехова: кто войдет в эту клетку с хищниками

Фото агентства городских новостей "Москва"

Марина Токарева сделала то, что, как говорится, само просилось: она обратилась к мэтрам, великим с одним-единственным вопросом – кто должен возглавить МХТ после ухода Олега Павловича Табакова?

После Олега Николаевича Ефремова такой вопрос не стоял. Хотя публично Олег Николаевич нигде не назвал Табакова своим преемником, само решение, кстати, принятое весьма оперативно, всеми было воспринято как очевидное и единственно правильное. Других вариантов и не было. Табаков был, во-первых, учеником и соратником еще по «Современнику», впоследствии разделившим с Ефремовым бремя ответственности за неочевидно разумное решение разделить МХАТ надвое, по живому. А во-вторых, Табаков был строителем театра. Успешным строителем.

В отличие от своего старшего товарища, Табаков уже очень давно искал преемника. До Художественного театра он был озабочен поисками преемника в основанный им театральный подвал – тогда только на улице Чаплыгина. Последовательно называл Марина, Миронова, Машкова, Карбаускиса… Потом, когда к «Табакерке» добавился МХТ, искал преемника на оба театра. Искал искренне, называл имена, назначал себе помощников и первых заместителей из числа режиссеров. Потом отпускал их руководить другими театрами – можно предположить, чтобы набраться опыта и вернуться обратно в новом качестве.

Марина Токарева опросила первых – мэтров и патриархов. Неожиданно выяснилось, что их волнует судьба МХТ, который по-прежнему мыслится как первая сцена России, как национальный театр и как главный театр не только прошлого, но и нынешнего века. У нас есть и всегда было два национальных театра – в Петербурге Александринский, в Москве Малый. Но в 1898 году появился еще один, третий, со временем ставший первым. Театр, который, несмотря на разные периоды, взлеты и падения, по-прежнему важен в размышлениях о будущем русского театра вообще (как у Евтушенко: «но надежда моя, если будет Россия, значит, буду и я»). И вот режиссеры, которые совершенно равнодушны к тому, что станется с их собственными театрами, вовсе не озабоченные поисками преемников и заместителей в своих «монастырях», тут, когда речь зашла об МХТ, проявили самый искренний интерес и живое участие.

Все они, почти без исключения, сходятся на том, что театру сегодня больше всего нужен главный режиссер. Театру, в котором, можно сказать, родилась эта профессия, сегодня режиссер необходим как воздух. Даже называют конкретные имена. Выбор – вообще дело трудное, с чем мы столкнулись с приходом капиталистического разнообразия (в сфере искусства и конкретно в театре это разнообразие, кстати сказать, совершенно очевидно оборачивается разнообразием однообразного), а выбор между конкретными именами – особенно трудное. В русской традиции выбор между конкретными людьми точнее других описан в монологе Агафьи Тихоновны: если бы нос одного к губам другого, да добавить развязности третьего… Тогда еще можно о чем-то говорить… А так… Но выбирать надо из тех, что есть. И конечно – из лучших, из всем известных и уже названных.

Можно, конечно, вдруг вспомнить, что Театром Вахтангова у нас руководит иностранец и назначение Римаса Туминаса не было когда-то всем очевидным, и даже пофантазировать – Франк Касторф, например, которого по германским законам только что отправили на пенсию. Мог бы еще поработать на славу русской сцены. Или Кристоф Марталер! Неужели не согласился бы?!

Но Туминас, в отличие от названных выше иностранных мэтров, закончил ГИТИС, а в отношениях с Вахтанговским они долго шли навстречу друг другу – такие союзы особенно нуждаются в любви и уж точно – во взаимном интересе и притяжении.

Тогда остаются (и это – очевидный положительный остаток!) – Валерий Фокин, Сергей Женовач, Евгений Писарев, Константин Богомолов… Есть еще, конечно, наше всё Анатолий Васильев, но, думается, после Капкова и Авдеева желающих вступать с ним в деловые отношения остается все меньше, да и сам Васильев не устает повторять, что нуждается не в театре, а в лаборатории, в исследовательском центре. А МХТ нуждается в режиссере с задатками бойца. Есть в театре и свои, скажем так, претенденты. Временно исполнять обязанности первого лица назначили первого заместителя директора Юрия Кравца, который – сейчас кажется – неслучайно в последние годы играл в спектаклях МХТ и даже ставил. Но спектакли его даже доброжелательные к театру критики не рассматривали как серьезную «угрозу», в номинациях «Золотой маски» или зрительской премии журнала «Театрал» его работы не фигурировали.

Есть еще Игорь Золотовицкий – почти идеальная фигура для «переходного периода». Но, имея в виду, что Табаков ушел, как принято в таких случаях формулировать, после тяжелой продолжительной болезни, этот переходный период начался не вчера. Театр находится в кризисе, и это – не в упрек Олегу Павловичу: много лет назад, беседуя с Ефремовым, я не мог не спросить его про кризис, предшествовавший печальному разделу МХАТа, и нет ли кризиса теперь, когда труппа снова разрослась до почти «предраздельных» размеров. В театре всегда кризис, улыбнувшись, ответил Ефремов.

Золотовицкий многие годы руководит Школой-студией МХАТ, плюс – уже как умелый хозяйственник – Домом актера имени Яблочкиной. Он – как Табаков – опытный педагог. А нужен строитель театра и режиссер и очень важно – и в том и в другом качестве – безусловный авторитет. Безусловных авторитетов, давайте прямо скажем, в театральном мире очень немного. Назначение Богомолова стало бы, разумеется, революционным решением, но именно в связи с этим становится маловероятным. Он – из тех, кто строит прежде всего свой театр, авторский. Это не значит, что его спектаклям недостает размаха – размаха там, как говорится, хоть отбавляй. Но Богомолов как художник думает прежде всего (во всяком случае, до сих пор так думал) о движении собственной мысли, а главный режиссер вынужден размышлять о стратегии развития театра, а значит, не только о своих спектаклях, но и о приглашении других режиссеров, о труппе и еще – о третьем, пятом, десятом.

Сергей Васильевич Женовач. Опыт создания театра есть, опыт работы в национальном театре – даже в двух, это – несомненные удачи в Малом («Горе от ума», «Правда – хорошо, а счастье лучше», «Мнимый больной») и один из программных спектаклей МХТ эпохи Табакова – «Белая гвардия». Может? – Может. Нужно это делать? – Думается, нет. Если нет желания уничтожить «Студию театрального искусства», которая сегодня уж точно входит в число лучших наших театров. Женовач наконец вновь обрел редкую возможность работать с единомышленниками и этой возможностью дорожит, как дорожат (и, в отличие от Женовача, только могут мечтать другие режиссеры) этим вообще в театре. То есть такое назначение, пусть и с натяжкой, можно было б сравнить с предложением Анатолию Эфросу возглавить Театр на Таганке. Зачем повторять прежние ошибки (хотя тогда это было очевидно продуманное решение)?

Евгений Писарев – как раз из тех, на кого Табаков «ставил». А потом – отпустил руководить Театром Пушкина, когда ушел из жизни учитель Писарева и худрук Пушкинского Роман Козак. Тут сошлись все возможные плюсы. Опыт руководства есть. Опыт работы в МХТ, в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко и даже в Большом. Умение элегантно балансировать между целями искусства и кассы, ценимое, кстати, и вообще и лично Табаковым (это – к вопросу о преемственности). Минус один, но очень существенный: «бросая» Писарева на МХТ, придется пожертвовать Театром Пушкина, где как раз благодаря Писареву сегодня сложилась почти идеальная ситуация, когда и ему хорошо, и театру.

Есть еще актер и режиссер Владимир Машков. Кумир миллионов. Главным не был, но Табаков и на него тоже рассчитывал. В прошлом – три спектакля в Театре Табакова, из которых два – совершенно замечательные, «Бумбараш» и «Смертельный номер», и большая коммерческая удача «№ 13» в МХТ. Табаков на него рассчитывал, но Машков, трудно сказать – так или не так, во всяком случае, так это воспринималось и интерпретировалось, выбирал каждый раз свободу, в первую очередь – профессиональную, актерскую свободу.

Валерий Фокин. Оказывается в этом списке рассматриваемых претендентов последним, но во многих отношениях, напротив, первым. Он из руин – и в прямом, и в переносном смысле – поднял Александринский театр, проявив себя «и мореплавателем, и плотником», то есть – и театральным стратегом, и кризисным менеджером. И плотником, кстати, тоже. Строителем театра. И вот теперь – это очевидно – свою историю в Александринском театре он, хотя вслух этого и не говорит, считает завершенной. Все, что хотел, сделано. И то, что имя Фокина в последние годы называли среди первых, едва образовывалась в столице кадровая лакуна, действительная или только гипотетическая, – как раз такой естественный ответ на непроговоренное вслух желание самого режиссера вернуться в Москву, где начинал в театре «Современник».

Тут, кстати, есть еще один, дополнительный, сюжет. Фокин несколько лет назад возглавил созданную в Россию Гильдию театральных режиссеров и с разных трибун защищал интересы профессии, то есть как бы представительствовал от всех режиссеров России. И то, что главный режиссер России становится главным режиссером МХТ, – в этом есть логика. А логика при таких назначениях должна быть. Он сможет. Если, конечно, захочет. Если, конечно, предложат.