"Право на жизнь" в музейном коридоре

Из серии «Письма» Виталия Пушницкого. Фото со страницы ММСИ в «ВКонтакте»

Московский музей современного искусства регулярно и под разным углом показывает произведения из своей коллекции, в которой сегодня более 10 тыс. работ. Серия таких выставок стартовала еще в 2009-м, каждая была концептуальным кураторским подходом. Сейчас в нее вписали спецпроект, где кураторы, разумеется, есть – Людмила Андреева, Анна Арутюнян и Андрей Егоров, – но потому все и называется «Персональным подходом», что на первый план, можно сказать, возвращаясь к истокам, вышли сами художники.

Произведения 15 художников и арт-дуэтов «нанизаны» на анфилады музейных залов так, что одновременно это и небольшие сольные выставки каждого. Этому каждому – зал: Борис Анисфельд, Василий Шухаев, Нико Пиросмани, Николай Андронов, Франциско Инфанте-Арана и Нонна Горюнова, Эдуард Штейнберг, Борис Орлов, Айдан Салахова, Виталий Пушницкий, Ирина Нахова, группа «Провмыза» (Галина Мызникова, Сергей Проворов) и Константин Звездочетов. И еще – длинный коридор, его делят авангардист Давид Бурлюк, кинетист Вячеслав Колейчук, а между ними оказались документации перформансов одного из самых интересных художников молодого поколения Андрея Кузькина.

Эти документации – снимки с подписями на планшетах – стали самостоятельным произведением, называется серия «Право на жизнь». Там среди многого есть такое воспоминание: «Один человек сколотил деревянный чемодан, внутри которого была сделана объемная надпись:  «ВСЕ ХОРОШО». Он отвез чемодан в то место, которое любил, и там гулял с ним». Маленькая фотокарточка, «тихая», почти неприметная вещь. И пронзительная. «Право на жизнь» показывают в пространстве меж двух анфилад старинного особняка, и вообще серия – словно и эпиграф, и послесловие выставки одновременно, и ее лейтмотив, поскольку в целом жанр перформанса с его «здесь и сейчас» и с остающейся потом документацией связывает жизнь и музей – «сейчас и потом».

Андрей Егоров рассказал «НГ», что основным критерием при выборе художников было то, как они представлены в музейной коллекции: либо количественно, либо спецификой работ. Выстроена экспозиция в целом по хронологии от начала XX века в начало века XXI; у кого-то из художников в ММСИ были персональные выставки, у других – нет, но их вещи могли быть, например, точечно вкраплены в коллективные показы. Так что подобные персональные подборки дают возможность посмотреть на собрание и в базовом смысле этого слова: скажем, как тут представлен авангардист Давид Бурлюк. Кроме того, в проект попали некоторые недавние музейные приобретения. По словам Андрея Егорова, это работы упомянутого уже Кузькина, три видео «Провмызы», объект Айдан Салаховой из серии «Книги» и сделанный Борисом Орловым еще в 1988-м «Бюст императрицы».

Однако кое-где персонажи против строгой хронологии меняются местами, и из этих перемен порой получаются интересные контрасты. Выставка –  живой организм, маршрут. В ней даже при вроде бы каталожном принципе составления (а здесь специально сделали и сквозную нумерацию работ) от перемены мест художников сумма – меняется. Так, пересмешник Константин Звездочетов оказывается «замыкающим» и одновременно  «соседом» футуриста Бурлюка, который открывает выставку. Второй –  соавтор и издатель знаменитого манифеста «Пощечина общественному вкусу», у которого картины да коллажи тоже были в свое время «пощечиной», первый – участник разных объединений, в том числе веселой группы «Мухомор», но творческие подходы обоих неожиданным образом зарифмовываются. И через голову Бурлюка немного иначе смотришь на современника Звездочетова. Или вот другой разворот, когда геометризация в одном случае нашла последователя в лице Эдуарда Штейнберга с его диалогами с авангардом, а рядом и совсем иначе – в кинетизме Вячеслава Колейчука.

Девизом «Персонального подхода» стал, как пишут кураторы, афоризм историка искусства Эрнста Гомбриха «о том, что не существует Искусства как такового – существуют только художники». В кураторскую эпоху нужно напоминать о первоисточнике – произведении. Корпус работ, как правило,  шире всяких -измов, диалог вещей – сложнее схематичной «смены парадигм». Об этом здесь тоже думаешь – и не только когда переходишь от Пиросмани прямо к Николаю Андронову, от того, кого зовут неопримитивистом, к тому, кого причисляют к «суровому стилю». Об этом, кажется, говорит и оформление проекта: имена художников, список работ –  все это оказалось на заламинированных листах, вложенных в «карманы» на стендах, напоминающих какие-то ведомственные учреждения. Вместе с тем названия разделов (скажем, Анисфельд #драмацвета или Нахова #границытела) – хештеги, ставшие уже абсолютно привычными в попытке «упорядочить» повседневность. Смешение старых и новых форм и в таком контексте тоже. Это история про единство поля, жизни культуры, часто про условность, если вглядеться, подойти личностно, границ между этим самым старым и новым искусством.