Короткая жизнь Лермонтовой, ученицы Бакста

Свою ученицу Лев Бакст ценил за колористическое чутье. Фото автора

У Надежды Лермонтовой (1885–1921), дальней родственницы поэта, ученицы Льва Бакста, не было персональных выставок – ни при жизни, ни после смерти. В галерее «Наши художники» решили это исправить, собрав полсотни картин и рисунков из Русского музея и частных коллекций обеих столиц, – заслуженно для художницы и неожиданно для зрителя.

Лермонтова непредсказуема, и в этом ее плюс. В таком роде высказывалась о ее работах приятельница по школе Елизаветы Званцевой, где они учились у мирискусника Бакста. Мол, посмотришь на вещи других учеников, и заранее понятно, куда поведет их дальше – а с Лермонтовой не так.

С физико-математического отделения Бестужевских женских курсов Лермонтова перевелась на историко-филологическое. В 1906-м, после поиска подходящей художественной школы, оказалась ученицей Бакста, на него не похожей, но ценимой им как раз за колористическое чутье. Тот самый холст «У камина» появится в 1914-м в память о подруге по званцевской школе: Варвара Климович погибла после операции. На картине они с Лермонтовой в мастерской с камином, которую снимали с несколькими художниками. Барышни, написанные на фоне цветных фризов и огня, будто придавлены к углу стены, Лермонтова смотрит на Климович, и та в теплой, разными оттенками переливающейся палитре холста – единственная в холодном голубом платье, больше того – и брови, и даже зубы у нее синие. Из нее уходит жизнь.

Лермонтовский Язон (мотив балета Сергея Соловьева «Золотое руно») отдаленно напоминает персонажей Ладо Гудиашвили. «Тверская частушка» – другая. Сделанная летом 1917-го, когда деревенские ребята пели «Как у нас царя Миколу сопехнули со престолу» (так, кстати, картину в итоге стали звать в доме Лермонтовых), она отчасти походит даже на примитивистские поиски авангардистов, к примеру, в «Солдатской серии» бубнововалетца Михаила Ларионова. Картинка, уплощенная и упрощенная до характера знака, синие контуры лица гармониста, почти карикатурно разинутые ими с девицей рты да ее почти иконописно сделанная рука, держащая семечки... А портрет Казальса (1913) – опять другая манера, еще большее уплощение до силуэта: виолончель, над которой склонился с закрытыми глазами музыкант. Здесь Лермонтова строит работу на контрасте синей одежды и глухого, без оттенков, красного фона. Получается по-своему выразительно. И отчасти, кажется, напоминает работы Леонида Чупятова (первую персональную выставку которого тоже устроила галерея «Наши художники» в 2013-м), и он в свое время посещал Школу Званцевой, а в середине 1910-х стал учеником Петрова-Водкина. У самой Лермонтовой, к слову, с Петровым-Водкиным не задалось: когда после отъезда Бакста в Париж тот пришел на его место, художница школу оставила.

Обойдя три выставочных зала, замечаешь, что вход в четвертый задернут шторами. Так здешнее галерейное пространство еще не менялось. В 1910-м Лермонтова была среди художников, расписывавших храм Василия Великого в Овруче, церковь конца XII века, в 1907–1909-м реконструированную Алексеем Щусевым (чуть позже над росписями поработает и Петров-Водкин). Фрески решили сделать по образцу знаменитого новгородского храма Спаса на Нередице. Его росписи к тому моменту были недавно отреставрированы – позже храм будет больше чем наполовину разрушен во время Второй мировой войны, и потом его будут восстанавливать. Так вот в галерее вы попадаете в темное храмовое пространство с маленькими оконцами, а со стен «глядят» фрески (конечно, это фотографии, но очень хорошего качества). Лермонтова их стилизовала в своей манере, и ее монументальная живопись тоже производит впечатление, включая порой удивительные гримасы из «Страшного суда».

Она не боялась сделать шаг в сторону – умела «держать» и масштаб стены, и листа бумаги, и сцены (в каталоге приведены эскизы кукол к «Вертепу» Михаила Кузмина и эскизы декораций и кукол к «Сказке о царе Салтане» для Петроградского театра марионеток). Ее искусство, конечно, с женским почерком, но почерк этот в отличие от того, что часто имеется в виду, когда так говорят, интересный. Она искала не слащавости и, в общем, даже не столько красоты, сколько выразительности, извлекая ее из эмоционального восприятия цвета. Тема многих очень разных художников в начале прошлого века. Он на ее картинах порой, хочется сказать, дышит. Часто она играла с диссонансами, но умея сплотить их в единство. И не боясь сделать шаг в сторону от найденной манеры.

Шаг в сторону, пожалуй, вообще можно считать лейтмотивом что ее творчества, что жизни, омраченной и рано оборванной болезнью. Судя по всему, Лермонтова была замкнутым человеком с весьма романтическим темпераментом – в каталоге приведено много ее писем и слов о горении и свободе художника (и, много выставляясь с мирискусниками, потом она в них разочаруется, попрекая фальшью), даже о самоубийстве. Когда приступы болезни (осложнение после детской скарлатины, усугубившееся работой над фресками в сыром помещении, – хронический нефрит) годами перемежались с рабочими периодами, она «Обратную бездну», как сейчас предполагают, посвятила периоду затишья недуга.

Но здесь же показывают абсолютно символистские вещи 1914 года, где Лермонтова «рассказывает» на холсте свою смерть – «Четыре ощущения» и «Посвящается памяти поэта». Символистская даже «Девочка в красном», декоративностью похожая на огромную открытку, композицией – на случайный кадр: кто-то ведет какого-то ребенка, рука в руке, сюжета нет (воспоминание Лермонтовой об увиденном давным-давно), но выражение детского лица – взрослое, тревожное, неестественное, наконец, - и напоминает маску.

Маска – важный в символизме мотив. Лермонтова шла бок о бок больше с мирискусниками, меньше с бубнововалетцами (футуристов, с которыми выставлялась в Москве на «Выставке живописи 1915 года», категорически не приняла – при этом думаешь, что в понимании, если угодно, цветоформы она к авангарду иногда приближалась). Написала доклад по теории живописи, где спорила, видимо, с авангардистом Михаилом Матюшиным. И осталась в тени. Ушла в 35 лет. Посмертная персональная выставка тогда не состоялась. Про некоторые ее работы Елена Теркель в каталожной статье пишет: «местонахождение неизвестно».