В Москве опять намечается бум интереса к новой драме

Главные герои спектакля «Кеды» чувствуют несовершенство мира. Фото Олеси Хороших предоставлено пресс-службой ЦДР

В Центре драматургии и режиссуры (ЦДР) – вторая премьера сезона в постановке возглавившего театр Владимира Панкова. После «пролога» – «Старого дома» Алексея Казанцева – Панков с новой командой начинает с современной пьесы – «Кеды» Любы Стрижак, обещая дальше вести афишу в глубь веков, в античность. В Российском Молодежном театре (РАМТ) – одна из камерных постановок сезона открывает еще неизвестного автора. «Хурму» петербурженки Натальи Слащевой интерпретирует Марина Брусникина, автор уже трех постановок по уральской новой драме в Москве.

«Что будет с Гришей, Мишей и Сашей, которых так и не увидят их ровесники, не увидят, как они живут, любят, погибают. Это неправильно. У каждого поколения должны быть свои «Я шагаю по Москве» и «Три товарища». Иначе поколение сгинет. Пропадет», – размышлял писатель Борис Минаев пять лет назад после первой читки пьесы «Кеды». Сегодня пьеса уже не первый раз выходит на большую, хотя, конечно, не академическую, сцену. Кажется, написана она была сиюминутно под влиянием первых «маршей несогласных» в России, где у «наивного» поколения впервые спала пелена с глаз. Но попала в нерв эпохи.

Главный герой – двадцатипятилетний парень, он уволился с работы, дома кроме истеричной мамаши поджидает ненавистный отчим, любимая девушка выходит замуж за его же друга. От этих невыносимых обстоятельств герой просто сбегает, хватаясь за маниакальное желание приобрести очередные кеды. Но что-то постоянно мешает. То Гриша, как ребенок, получает дурацкую кепку в подарок от родителей, ужасаясь их нечуткости, то узнает, что его возлюбленная беременна, но уже окончательно разочарована в нем. Остается только затянуться косячком, наглотаться таблеток с закадычным другом и пойти по барам в поисках хорошей музыки. Будто по Чехову, ничего не происходит, но…

Потерянность, несоответствие желаний и возможностей в Грише явлено у Панкова буквально, благо, что труппа (актеры ЦДР и артисты компании Sоundrama) теперь крайне разнообразна и личностно интересна, – героя играют братья-близнецы Павел и Данила Рассомахины. Реальному человеку противопоставлено воображаемое альтер-эго. Энергичному, бойкому парню – инфантильный мальчик в туфлях и платье цвета хаки, он словно хранит всю недополученную нежность. Одновременно трогательный (в том, как один защищает другого в детской любви к молоку без пенки и носится за ним с кастрюлей) и едко ироничный образ. Краска черной сатиры отдана исполнителям роли «отцов». Пузатый начальник (Дмитрий Мухамадеев) – обманщик без правил, а отчим самого Гриши – жутковатый тиран в семейниках (обаяния персонажу придает исполнение Григория Данцигера).

В финале Гриша со своим другом по косяку и любви к музыке (Мишу пластично и задорно играет Алексей Лысенко) случайно, но интуитивно желая революции, попадает на митинг. И почти бессмысленно бросается на автозак; его летальный исход – это метафора разбитых надежд, жизненных целей, из которых старые, доставшиеся от родителей, оскорбительно неуместны и даже отвратительны (герой бежит от распада своей семьи), а новые – еще не нащупаны в тумане будущего. Герой, как мантру, повторяет: я не хочу быть отцом. И эта боязнь груза ответственности, самостоятельности, неизменной цепочки судьбы, когда ты, вчера еще ребенок, сегодня сам должен стать родителем, емко дана в визуальном ряде. На митинг молодые бунтари выходят надув, как воздушные шарики, презервативы – символы оборванной жизни. Как символичен и холостой бег велосипедного колеса под угасание софитов.

Панков смотрит на пьесу возвышающим взглядом, расширяя ее драматургические возможности музыкальной партитурой. Персонажей сопровождает глумливый Джокер с гитарой в гриме Мэрлина Мэнсона (The Rock Star – Ефим Колитинов), сочиненные треки ложатся на каждую мизансцену, а отдельное удовольствие зрителю доставляет действие, зарифмованное со звуком. Дымом герои кашляют ритмизованно, их подруги чокаются с микрофоном, стилизуя глухой стук стаканов, внутренние монологи выливаются лирическими песнями, etc. Полифонию смыслов Панков заменяет в «Кедах» полифонией звучания, и это, возможно, самое точное попадание. Ведь личность этого героя нашего времени постоянно заглушается.

«Хурма» в РАМТе – это уже женский взгляд на то же поколение или скорее поколение тридцатилетних. Сашу, стихийную поэтессу, похожую на мальчика, играет Нелли Уварова. Играет чувственно. Она живет чувствами, что бы ни происходило – хорошее или плохое. Она не теряет веры и иронии. Вмещает и женскую хрупкость, и неженскую силу характера. Причем, если вы были в петербургском кукольном театре «Karlsson Haus», то наверняка видели миниатюрную актрису с короткой стрижкой. Это и есть автор очевидно автобиографической пьесы. И Нелли Уварова очень напоминает ее внешне.

Ее героиня запуталась в своих отношениях с мужчинами, никак не может выбраться из любовного треугольника. Один под боком, докучает своим вниманием – снимает комнату в их с матерью квартире. Другой свозил на море, но он зануда, хотя и предельно галантный. Ну а третий и есть самый желанный. Парадокс: сидит под окнами, но боится сделать шаг навстречу, вернуть утраченное. Человек без свойств, без воли – странный музыкант (Павлу Хрулеву удалось выразить душевную невзрачность своего персонажа).

Пьесу стоило бы отнести к направлению «новой искренности». Сюжет опять же малособытийный, на первом плане – рефлексия. И попытка вербализировать «чувствование», с интимной интонацией говорить о главном – о неумолимо расходящихся судьбах. Дебютантские признаки можно заметить в том, как «ниоткуда» возникают исповедальные монологи, в том, как строятся диалоги, раз за разом восходящие к излишне сентиментальным поэтическим обобщениям. Но тут же прощаешь автора, ведь послушайте как красиво: человек – виноградинка, а гроздь – семья; человек, оторвавшись, может стать изюминкой в плитке шоколада, а может – тремя каплями вина.

Тема семьи здесь, как и в «Кедах», одна из ключевых. Оппозицию героине составляют не мужчины, а ее мать. Знаковым эпизодическим персонажем становится потенциальная свекровь. Их обоих Саша бескомпромиссно вопрошает – почему они предали идеал любви? Одна оставила любимую работу и любимого человека, другая полжизни не разговаривает с собственным мужем. Искупается ли это выращенным ребенком? Ради кого были эти жертвы? Ксению Константиновну, мать Саши, железную леди, внешне ехидную, но внутри хранящую трепетные воспоминания о молодой любви, блестяще играет Нина Дворжецкая, давно не выходившая в новых ролях на сцену родного РАМТа. Ее роль – неожиданно бенефисная. Тут вся невыплаканная боль: материнская обида, бессилие, надежда и необратимость уходящих лет. Да, кому-то покажется, что образ написан простовато. Но если проникнуться – сыгран поразительно жизненно.