Татьяна Боева
Горизонтальное искусство не ищет различия между исполнителем и зрителем.
Фото Светланы Ботевой предоставлено пресс-службой фестиваля
Горизонтальный – не только «параллельный горизонту», как в первую очередь сообщает словарь. Существует и еще одно определение, «равнозначный». Лишенный иерархии, старшинства, соподчинения. Именно такой театр предстал на фестивале, который числится off-программой московского NET (Новый европейский театр), прошедшего в 19-й раз. Курировал петербургскую программу режиссер Борис Павлович.
Когда ты приезжаешь по выданному пару часов назад адресу, а на месте обнаруживаешь кучку подмерзших людей, а «спектаклем» оказывается короткая поездка с бомбилой (проект «Театр. Товар на вынос» Алексея Ершова) – можно ли это считать представлением? Или огромный ангар на оживающем заводе «Севкабель», в котором собраны осколки спектакля о людях без определенного места жительства, листки с невошедшими интервью, объекты, визуализирующие статистику попадания на улицу, картины незрячей художницы («НеПРИКАСАЕМЫЕ», режиссер Михаил Патласов) – еще театр или уже выставка? Наконец, если вместо пусть даже эскиза ты попадаешь на сеанс фокус-группы и, как лукаво обещает режиссер, отвечая на вопросы, становишься частью проекта Александринского театра о поколениях труппы, то ты зритель или участник соцопроса?
Немалая часть программы так и выглядит. Театром эти поездки-походы-разговоры становятся не сами по себе, а лишь при мыслительном усилии и соучастии зрителя. И в этом заключена особенность, по которой можно опознать горизонтальный театр. Это театр соучастия, совместной работы. В нем почти нет разделения на зал и сцену – иногда скорее на уровне идеи, с небольшими зонами интерактива, как в «Зеркале» Дмитрия Крестьянкина или в «Эффекте пинг-понгового шарика» Ларисы Афанасьевой, а иногда и буквально, как в «Квартире» Бориса Павловича, где каждый пришедший в бывшую коммуналку на Мойке становится обитателем комнат ОБЕРИУтов. Но в любом из спектаклей требовалась такая же работа по производству смыслов и поддержанию пространства. Опознать в опросе или пяти минутах в такси театр, понять, что любое действие может быть игрой, если только в это поверить – одна из основных задач, которую ставит подобное «безграничное» искусство.
Наконец, горизонтальное искусство не ищет различий не только между исполнителем и реципиентом, но и между темами и героями. В фокусе внимания здесь может оказаться человек, действие или предмет. В приоритете, конечно, те, о которых публично говорят реже. Но это не становится манифестом, не поднимается на щит. «Обыденное» и «непривычное» в пространстве без иерархии скорее мирно сосуществует. Так, «Зеркало» Дмитрия Крестьянкина, спектакль, заявленный как социальный проект по поддержке ребят из приюта, на деле оказывается полем высказывания просто для ровесников. В нем звучат монологи о страхах, радостях, важных воспоминаниях – и далеко не сразу узнаешь, что на сцене не только детдомовцы, но и ребята из обычных семей. В их рассказах о повседневной жизни почти нет отличий, граница «домашний»/«приютский» выносится за скобки.
В программе сошлись два названия, для которых отправная точка – чаепитие, сбор за столом. В «Тридцати шести драматических ситуациях» Небольшого драматического театра (НДТ) длинный обеденный стол становится центром спектакля. Режиссер Вера Попова собирает своих героев за уютным вечерним чаем и отправляет их в путешествие по собственной памяти. В полутьме читают настоящие (артефакты!) письма родных, звонят им, рассказывают семейные истории. Кто-то о детстве или своих близких, что они любят, как жили. Кто-то читает настоящие бумажные письма, когда-то полученные от родных. Одна из артисток прямо во время спектакля звонит куда-то далеко – своему папе, который каждый показ будет говорить с ней при нескольких десятках свидетелей. И все это в домашней, уютной полутьме, с лицами, освещенными лишь небольшими торшерами.
Тихие посиделки с медленным, ничего не меняющим в мире, но обстоятельным философским разговором способны держать внимание. И хочется даже это назвать «Тридцать шесть недраматических ситуаций». Потому что в рассказах артистов и студентов центра «Антон тут рядом» нет ничего, что укладывается в привычное понимание слова «драма». Здесь нет конфликтов, напряжения, но есть ежедневная простая жизнь. Если письма, то о настроении, «живу я хорошо», если диспуты, то о любви или селекции фруктов.
Чаепитие же центрует, пожалуй, главную премьеру фестиваля. Но если в НДТ это дружеский рутинный сбор, то «Квартира. Разговоры» Бориса Павловича (создан при содействии фонда поддержки арт-инноваций «Альма Матер») – безумное чаепитие. По-хорошему безумное, по-кэрроловски. Или по-хармсовски – ведь происходящее в старомодной квартире по адресу Мойка, 40 восходит к текстам ОБЕРИУтов. Описывать подробно помещение этого места нет смысла, ведь каждый раз оно будет встречать чем-то другим. Это и есть горизонтальный театр в его радикальной форме. Прийти «в гости» в типичную питерскую квартиру с массой старых и старинных предметов, с настоящей дровяной печкой, умывальниками и непременным дубовым буфетом и провести в ней час, не понимая до конца, кто из присутствующих артисты «с ролью», а кто такой же «зритель». Можно остаться в библиотеке и рассматривать мир через деревянные картинные рамы. Можно присоединиться к людям, перепечатывающим бесконечные тексты на машинках. Можно остаться в музыкальной комнате и играть Штрауса на фортепиано. Отведенный час можно потратить как угодно. Зафиксирован лишь финал «спектакля» – всех собирают сначала спеть хором, потом выпить чай на маленькой кухоньке.
Здесь строится альтернативный мир, немного детский, немного наивный. Он мягко игнорирует устоявшиеся, «взрослые» законы и предлагает таким же наивным приходить и говорить обо всем. Хочешь – о французском шансоне, хочешь – о своих страхах, а хочешь – о проблемах в обществе. Ничто не окажется лишним или неуместным.
Санкт-Петербург
