Дарья Курдюкова
Горбачев в духе Уорхола, «Рабочий и колхозница» – с головами диснеевских героев.
Фото со страницы ММСИ в «ВКонтакте»
Александр Косолапов родился в 1943-м, в 1975-м эмигрировал и обосновался в Нью-Йорке, в конце 2017-го в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открылась сводящая вместе произведения за 40 лет выставка «Ленин и Кока-кола». Это первая в России ретроспектива классика соц-арта, чьи работы на коллективных московских смотрах громили православные активисты.
Ленин в правах популярности уравнивается с «Макдоналдсом», кока-колой и Микки-Маусом, Малевич – с пачкой «Мальборо», писсуары (привет реди-мейдам Марселя Дюшана) – с русским авангардом и разом с газетой «Правда» (вообще вокруг игр соцартистов с «Правдой» можно было бы организовать отдельный показ, по нынешним временам вновь актуальный), Михаил Горбачев – с Энди Уорхолом. В «Имени розы» герои Умберто Эко спорили, смеялся ли Христос. Здесь смеются все. Надо всеми. «Герой, лидер, Бог» – одна из обобщающих: это бронзовая скульптурная группа с ведущими «за ручки» Микки-Мауса Ильичом и Христом.
Придуманный в начале 1970-х Виталием Комаром и Александром Меламидом соц-арт идею и идеологию, популярность, тотальность и тоталитарность пытался «подорвать», просто сместив угол зрения, совместив – см. выше – вроде бы несоединимое и заставив публику смеяться, обессмыслив, лишив силы первоначальные образы. Косолапов, как и Комар с Меламидом, учился в Строгановке, но на факультете монументальной скульптуры.
Пока в мире поп-арт ерничал над консюмеризмом, рекламой как его «дочкой» – но и вводил его в сферу искусства, в СССР сильна была память о соцреализме с его вождями, трудягами и тематическими картинами. И то, и другое было связано с агитацией. Наименованием соц-арт был практически гибридом двух этих названий и выработал уверенную стратегию освободительного сарказма по отношению ко всему. Вот, например, Александр Косолапов позирует в образе св. Себастьяна фотографу, стоя под серпом и молотом, «усаживая» таким образом за «круглый стол» христианство с атеизмом, творчество – с идеологией, идею – с фанатизмом. В недавних нулевых в Москве косолаповские работы не раз подвергались вандализму со стороны религиозных активистов – в 2003-м на выставке «Осторожно, религия!», в 2005-м – на «Арт-Москве». В 1982-м, когда участники созданной годом раньше в Нью-Йорке группы «Страсти по Казимиру» расклеили в Сохо плакаты-репродукции косолаповского «Ленина – Кока-колы», представители компании возмутились использованием своего логотипа (который задолго до того взял на вооружение Энди Уорхол). Как пишет куратор нынешней выставки, американский арт-критик и поэт Картер Рэтклифф, «судя по переписке... в компании опасались, что, увидев работу художника, потребители заподозрят «Кока-колу» в пропаганде коммунизма»... Когда в том же 1982-м «страдавшие» по Малевичу пересмешники готовились к перформансу, посвященному годовщине Октябрьской революции, на фасад модного пространства The Kitchen повесили другой плакат – «Да здравствует диктатура пролетариата». Прибывшие на место обеспокоенные агенты ФБР, однако, быстро ретировались, заметив, что дело касается художественной акции. Такая разница географии, контекста и, главное, восприятия.
Хранящаяся в Третьяковке «Мясорубка» (1972–2000) – громадная деревянная штуковина, «выплевывающая» туго скрученные веревки. Сквозь «мясорубку» соц-арта художник пропустит и политику, и авангард, и, например, произведения старых мастеров (выставка строится по разделам-«эпизодам»), поскольку известно, что советское искусство как вариант grand art оглядывалось на классику. Если мухинские «Рабочий и колхозница» были инспирированы в том числе «Никой Самофракийской» и «Тираноборцами», то Косолапов приделывает скульптуре головы Микки и Минни. Или вот триптих 1985 года «Пятилетний план». Слева направо «идут» его части: первая с какой-то нагой, в классическом духе, назовем ее нимфой, возящейся с железным агрегатом и окруженной купидоном с гаечным ключом, бюстом Ленина да красным занавесом (тут еще вспомнится полотно Комара и Меламида «Рождение социалистического реализма» 1982–1983 годов, там к Сталину «подкатывает» сбежавшая из классической живописи и заблудившаяся в советской богиня с формами). Затем в триптихе все упрощается до красно-бело-золотого плаката в духе рекламы легкой промышленности, и наконец картинка-схема: на белом фоне черный дом, черный человек да черный крест. Или вот «Сусанна и старцы» с дебелой героиней, что вопросительно внимает подкравшимся сзади вождям марксизма-ленинизма, предлагающим ручку и обещающим светлое будущее в виде дымящих на горизонте заводских труб. Это живопись, которая должна быть понятна, как плакат, каждому с первого взгляда, и Косолапов, «малюя» намеренно грубо – делая «плохую» живопись, оставляет зазор, дистанцируется от старинных полотен.
Куратор ведет ретроспективу, составленную произведениями из музеев, галерей и частных коллекций, через 13 залов здания на Гоголевском – и в какой-то момент начинает казаться, что музей выставке великоват. Первый зал бодрит, второй, третий, четвертый (хорошо, что сейчас выставили и ранние объекты начала 1970-х – еще не соц-арт, а просто ерничество, «проба пера»)... Но не получается смеяться «на протяжении» десятков метров, когда метод понятен, а поздние работы порой выглядят скучно, кажется, обеспечивая эффект изобилия. Как пел Вячеслав Бутусов во времена Nautilus Pompilius, «эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки». Сейчас кажется, что такое изобилие ближе к концу хорошо бы проредить. Несмотря на то, что советская тема опять на повестке дня, и радуясь, что ретроспектива эта случилась.
