Наталия Звенигородская
Джульетта – Екатерина Крысанова, Парис – Егор Хромушин.
Фото Дамира Юсупова/Большой театр
В репертуаре Большого театра за 70 лет нынешняя версия «Ромео и Джульетты» – четвертая. Легендарная постановка Лавровского в Москву из Ленинграда вслед за Галиной Улановой переехала в 1946 году. В 1979-м увидел свет спектакль Юрия Григоровича (был в афише до марта 1995 года; в 2010-м реанимирован и идет на исторический сцене). В 2003 году свою интерпретацию предложили Раду Поклитару и Деклан Доннеллан.
Предметом нашей особой гордости, почти как первый человек в космосе, многие десятилетия остается история о том, каким «солнечным ударом» оказались для балетного зарубежья гастроли Большого театра в Лондоне в 1956 году, как Галина Уланова в партии Джульетты покорила мир и как «Ромео и Джульеттой» Прокофьева-Лавровского-Вильямса заболели многие будущие корифеи. К примеру, Джон Крэнко или Кеннет Макмиллан, чьи печальные балетные повести, рожденные тем дивным, незабываемым впечатлением, теперь числятся по разряду классики XX века. И всякий раз, когда кто-то предлагает свой вариант, испытываешь двойственное чувство: надежду на новое чудо, но одновременно и на то, что сияющая вершина останется недостижимой.
Алексей Ратманский перенес на сцену Большого театра свой трехактный балет 2011 года. Хореограф сочинил его тогда не то чтобы по велению сердца, но по предложению директора Национального балета Канады Карен Кайн. Мировая премьера состоялась в Торонто.
С самых первых своих постановочных опытов Ратманский никогда публике не потакает, но чутко отзывается на зрительский запрос. Зритель любит полномасштабные сюжетные балеты о высоких отношениях. И тут уж ничего лучше «Ромео и Джульетты» не придумаешь. Тем более когда в твоем распоряжении труппа Большого театра.
В спектакле чувствуется единение постановщика и артистов. Многие из них поддержали Ратманского, когда, будучи худруком балетной труппы, он пытался подтопить лед недоверия к постклассической хореографии. Многих из них, тогда молодежь, поддержал он. Теперь, опытные и свободные, отзывчивы, легки, темпераментны и выразительны Екатерина Крысанова (Джульетта) и Владислав Лантратов (Ромео). Ромео, правда, временами пережимает со страстью или отчаянием, но это, думается, от премьерного волнения. Игорю Цвирко органичны шутовские проделки Меркуцио. Виталий Биктимиров – убедительный Тибальд. Словом, ансамбля никто не испортил.
Но безусловный приоритет – музыка Прокофьева, которая, по убеждению балетмейстера, «больше, чем любая хореография». А коль скоро это так, главная задача, очевидно, – музыке не мешать. Не навредить. И тут Ратманский демонстрирует одну из сильнейших своих сторон – умение создать, что называется, культурный спектакль.
Умеренность и аккуратность в обращении с либретто. Первая потасовка на рыночной площади, эпизод «Джульетта-девочка», пышнотелая кормилица, постылый Парис, «Танец рыцарей» (без подушек, но с мечами), сцена на балконе, тайное венчание, гибель Меркуцио, убийство Тибальда, ночь любви и трагическая развязка – все на своих местах. Единственная вольность – пробуждение Джульетты при еще живом, но, к несчастью, уже успевшем выпить яд Ромео (танцы с трупом, как, скажем, у Прельжокажа, не в поэтике Ратманского). Что до хореографии, то она и впрямь, кажется, выполняет служебную функцию. В выверенных пропорциях микс гармоничного, красивого, логичного классического танца и старой доброй пантомимы. Нет прорывов, но и провалов нет. Оправдан каждый поворот сюжета. Продуманы и проработаны психологические мотивировки. Никаких игр со временем. Художник Ричард Хадсон, как и положено, помещает героев в эпоху Возрождения. При этом строго отбирает сценографические средства. В драматичных эпизодах стычек и поединков враждующих кланов краснокирпичная стена с хорошо знакомыми по Московскому Кремлю мерлонами разящим углом, точно смертоносным клинком, целится в зал. В остальном сцена свободна от лишних предметов и персонажей, целиком отдана танцу. В эпизоде бала у Капулетти по ломящемуся от яств, тянущемуся вдоль задника столу и по витражам ясно, как богат и роскошен дом, однако здесь тоже никакой избыточности. Зато красками, деталями, замысловатым узорочьем богаты исторические костюмы, причудливые головные уборы. Но терракота, цветовая доминанта всего действа, собирает краски, предметы и фигуры в единое целое, композиционно дисциплинируя, не допуская пестроты.
Ратманский деликатен. Не нарушает правил, не низвергает кумиров, не рвется за флажки. Не оскорбит ничьих чувств.
«Ромео и Джульетта» 1946 года выдержал 210 представлений, вариант 1979-го – 67, 2003-го – 18. «Ромео и Джульетта» – 2017 имеет все шансы прервать очевидную тенденцию.
