Музыканты разных поколений хорошо друг друга понимают. Фото предоставлено пресс-службой Московской филармонии
Госоркестр им. Светланова в минувшие дни дал два концерта со своим худруком Владимиром Юровским, к ним присоединился скрипач Гидон Кремер. Оба любители нетривиальных программ – таковые меломанам и представили.
Революционное действо, запланированное дирижером, началось до первого звонка: слушатели брали Большой зал консерватории практически штурмом, как в лучшие времена. Обозревателю «НГ» пришлось (с удовольствием!) вспомнить студенческие годы и усесться на ступеньки второго амфитеатра. Для своеобразного отмечания 100-летия революции Юровский выбрал сочинения, написанные к первым юбилеям Октября: Вторую симфонию Шостаковича (1927) и прокофьевскую кантату «К 20-летию Октября». Вторая с легкой руки (а точнее, благодаря необыкновенному чутью Прокофьева-драматурга) оттянула внимание на себя: хоры на слова Маркса, Ленина и Сталина наверняка всколыхнули эмоциональную память старшего поколения, у кого-то вызвали ностальгию, а кого-то заставили вздрогнуть. Младшему оставалось насладиться театрализованным действием в оркестре и зале – здесь и звуковая картина революционного восстания, и военный духовой оркестр, и разбитные выходы матросов-аккордеонистов. Симфония Шостаковича, открывавшая концерт, прозвучала в этом контексте даже формально, хотя ее первая «хаотическая» часть, где сумрачные голоса возникают из тишины и «наползают» друг на друга, создавая диссонантное, напряженное поле (которое потом, разумеется, разрешилось в торжественный хор), в акустике Большого зала прозвучала очень эффектно.
А вот средняя часть программы расставила несколько иные акценты. Гидон Кремер солировал в Скрипичном концерте Мечислава Вайнберга – сочинении, написанном в духе Шостаковича, которого Вайнберг считал другом и даже наставником, ментором (это очень чувствуется и в его музыке). Как свидетельствуют очевидцы первых исполнений этого Концерта, Вайнберг написал его для Леонида Когана, Кремер играл совсем иначе. Очевидно, он сгладил заостренные драматические «углы», сосредоточившись на лирике, заставив слушателя раствориться в звучании скрипки – без преувеличения, божественном. Так же, как и в концерте современного композитора Виктора Кисина (этот опус прозвучал уже в Концертном зале им. Чайковского), который, кажется, намеренно был написан именно для легкого смычка Кремера, для его потрясающего поющего верхнего регистра, где скрипач умудряется демонстрировать и чудеса динамики: последняя, долго звучащая нота уходила, растворяясь, с пиано на пианиссимо. На бис Кремер исполнил небольшую пьесу композитора Игоря Лободы «Реквием» – без слов было понятно, что посвящена она скорее всего жертвам конфликта в Донбассе: вариации на тему украинской песни «Ревет и стонет Днепр широкий» перекинули трагический мостик из 1917-го в 2017-й… Эту линию продолжило и новое сочинение Александра Вустина, который прошлый сезон работал с Госоркестром как приглашенный композитор. Три стихотворения Ольги Седаковой для голосов и оркестра, согласно авторскому названию, исполнил один певец – бас Максим Михайлов. Впрочем, под голосами, возможно, имеются в виду голоса оркестра, здесь – действительно, как соучастники, комментаторы ведущего – солиста и, главное, самого текста, где натуралистичная зарисовка «Москва. В метро» сменялась монологом безымянного мученика («…Их ангелы, похоже, не разбудят,/ не то что вот таких, иноязычных, малютка-смерть среди орды смертей/ в военной области…») и завершалась еще одним реквиемом – колыбельной «С нежностью и глубиной».
Второй концерт оркестра задумывался как посвящение украинскому композитору Валентину Сильвестрову, которому исполнилось 80 лет. Задумывалось исполнение его масштабной симфонии для скрипки и оркестра «Посвящение» (1991), но ее заменили на более раннюю Серенаду для струнного оркестра (1978), чья трогательная мелодия, которая вполне могла бы стать лейтмотивом какого-нибудь фильма (недаром посвящен тот опус композитору Вадиму Храпачеву, работавшему с киномузыкой), появлялась только в последней трети пьесы, до того же пробивала себе путь, словно вырывалась из западни. А другая Серенада Сильвестрова – небольшая, на пару минут пьеса в средневековом стиле, была сыграна Кремером так изысканно, с таким нежным отношением к каждой ноте, что память о ней не смогла «перебить» даже звуковая глыба «Альпийской симфонии» Рихарда Штрауса, что обрушилась на слушателя во втором отделении.